"Фазиль Искандер. Звезды и люди (Рассказы 1999)" - читать интересную книгу автора

слабость, но рука и нога уже больше не отнимались, разделив со всем его
телом эту блаженную беспомощность.
На следующий день он отлеживался и почитывал книгу. Он все размышлял о
том, как это врач догадалась о причине, вызвавшей его состояние. И теперь,
хотя он с удовольствием вспоминал то свое первое изумление ее догадкой, он
не видел в этом никакой мистики. Как много людей, с грустью подумал он,
после встреч со своими знакомыми обращаются в "скорую помощь". Потому-то
врач так быстро догадалась обо всем.
Через день он уже сидел в мастерской Андрея Таркилова и рассказывал ему
о случившемся.
- Надо было выпить стакан водяры, и все бы сняло, - заключил Андрей. -
И зачем ты с этим ничтожеством связался? Я всегда знал, что он ничтожество.
- Откуда знал? - спросил Николай Сергеевич.
- Я же видел его, - сказал Андрей Таркилов. - А художнику видеть
человека - все равно что читать его тайную биографию. Иногда, когда я пишу
портрет человека, снимая слой за слоем с его лица, мне такое открывается,
что не выпить нельзя. Поневоле становишься алкоголиком. Ну, а этот виден
сразу - прохиндей.

Несколько дней назад здесь, на юге, работая за столом Андрея Таркилова
и пытаясь избавиться от груды уже ненужных черновиков, он дотянулся до
корзины, стоявшей под столом, чтобы выбросить их туда. На дне корзины он
увидел смятый кусок бумаги. Подозревая, что это может быть какой-то набросок
Андрея, он достал мятый лист бумаги, зацепившийся за прутья плетеной
корзины, и осторожно расправил его.
Так оно и оказалось. Быстрый карандашный рисунок изобразил мужчину,
сидевшего, по-видимому, за столом. Ни стола, ни лица мужчины не было видно.
Однако мужчина явно сидел за столом, обхватив руками падающую голову.
Неимоверная сила рук едва удерживала бессильную тяжесть головы.
Николай Сергеевич был потрясен выплеском отчаянья на этом наброске. Это
был, конечно, автопортрет, хотя никаких черт лица вообще не было видно,
разве что сила рук, подпиравших голову, намекала, что это руки Андрея.
Николай Сергеевич вдруг вскочил из-за стола. Его первой безумной мыслью
было сейчас же бежать, ехать, лететь и спасать друга! С такой силой отчаянья
человек не может справиться сам, надо ему помочь!
Однако, очнувшись, он сообразил, что набросок сделан год назад, когда
Андрей приезжал сюда, а может быть, и раньше. Значит, справился.
Боже, Боже, что мы знаем друг о друге! Откуда такое отчаянье! Андрей
Таркилов давно и при славе, и при деньгах. Ну, а личная жизнь у него всегда
была запутана.
Он снова сел и, разглаживая листок с наброском, словно успокаивая,
лаская изображенную фигуру, автоматически повторял про себя слова
шекспировского сонета:
И видеть мощь у немощи в Плену.
Николай Сергеевич долго смотрел на этот рисунок, и вдруг каким-то
странным образом, он сам не знал, почему и как это случилось, на него из
этого же листа стал струиться тихий, смывающий отчаянье свет. Но почему?
Потому что руки все-таки удерживают эту бессильно падающую голову? Или
что-то другое? Бесстрашие зафиксированного страдания само становится
лекарством от страдания?