"Фазиль Искандер. Звезды и люди (Рассказы 1999)" - читать интересную книгу автора

думаю, если бы что-нибудь с ним случилось, стройку бы сразу остановили. Нет!
День и ночь ползут грузовики на Мюссеру. Ползут и ползут.
Безумная родина, думал Николай Сергеевич, возвращаясь к себе. Конец
двадцатого века, а мы, просыпаясь, гадаем: не придушен ли этой ночью наш
вождь своими соратничками. И что это за манера у наших вождей, думал он, как
только они приходят к власти, начинают громоздить себе дома и дачи, как
будто до этого жили в подвалах или палатках.

Николай Сергеевич зажег свет в кухне и достал тюбик с универсальным
клеем. Этим клеем он хотел обмазать то место на карнизе, куда собирался
прилепить ласточкино гнездо. Все было предусмотрено, но тревога не
проходила. Он вспомнил темный проем в спальню и ощущение, что дверь вырвана
взрывом.
Но и то, что он собирался сейчас сделать, было бессознательным желанием
заложить, замкнуть этот проем, образованный тихим и долгим взрывом. Однако
тревога не проходила. Он достал из холодильника бутылку и выпил две стопки
крепчайшей чачи, кстати подаренной тем же учителем. Он сразу почувствовал,
что ему полегчало. Какое удивление, какую благодарность почувствует жена,
если завтра проснется под щебет ласточек! Положив тюбик с клеем в карман, он
погасил свет и вышел из дому.
Была глубокая южная ночь. Отсюда с холма виднелась спокойная равнина
моря, озаренная низкой багровой луной. Лунная дорожка была похожа на
расширяющееся у горизонта распятие. С неба светили крупные, свежие, слегка
размазанные звезды. Он никак не мог привыкнуть к их величине.
Ночь была пронизана журчащими вблизи и вдали голосами последних летних
соловьев. "Пью, пью, пью, пью", - ровным, крепким голосом пел соловей где-то
совсем близко. "А я цежу, а я цежу", - отвечал ему более тонким голосом
какой-то соловей, расположившийся где-то подальше, но явно так, чтобы
слышать именно этого соловья. "Взахлеб! Взахлеб! Взахлеб!" - вдруг потерял
терпенье ближайший соловей. "Брызжу! Брызжу! Брызжу!" - в ответ залился тот,
что так аккуратно цедил до этого. "Пью, пью, пью", - ровным голосом
предложил начать все сначала первый соловей. Второй согласился: "А я цежу, а
я цежу". Внезапно, перекрывая друг друга, залились оба в каком-то совершенно
непонятном сладостном исступлении: "Брызг! Брызг! Брызг!"
Он слушал и слушал этот водопой, водолей, водобрызг ночных брачных
песен. Потом невольно вздохнул и подхватил стремянку, прислоненную к веранде
как раз над тем местом, где он собирался подлепить ласточкино гнездо. Вдруг
ему пришло в голову, что потом, когда он принесет гнездо с ласточками и
птенцами, ему будет несподручно намазывать карниз клеем. Он решил сделать
это сейчас. В крайнем случае, если клей успеет высохнуть, он снова намажет
им это место.
Он снова поставил стремянку, раздвинул ее, проверил, прочно ли она
стоит на земле, и полез наверх. Над самой прибитой дощечкой он щедро выдавил
клей на карниз и тщательно размазал его.
Он слез со стремянки и почувствовал, что пальцы правой руки стали
неприятно клейкими. Он положил тюбик с клеем на перила веранды. Потом
нагнулся и тщательно протер ладонь о росистую ночную траву. Распрямился,
подвигал пальцами. Стало лучше, но некоторая клейкость пальцев оставалась.
Он сложил стремянку, взял ее на правое плечо и вышел на сельскую улочку.
До дома учителя было минут двадцать ходу. Он спустился улочкой до