"Фазиль Искандер. Звезды и люди (Рассказы 1999)" - читать интересную книгу автора

общего - и не только склонность к выпивке. Их соединяла талантливость и
дряблость, отсутствие внутреннего стержня. Хотя с женой они жили вместе
всего пять лет, порой, путая страну и жену, он говорил ей:
- За семьдесят лет ты не научилась...
Спохватывался. Иногда оба смеялись.
В этот санаторий, расположенный в Абхазии, на берегу Черного моря, он
попал впервые. Санаторий предназначался служителям искусств, и путевки
выхлопотала жена. "Зиночкин муж", называли его здесь за глаза, но он на это
нисколько не обижался.
Здесь жили композиторы, писатели, актеры, певцы. Такого большого
сборища служителей искусств Греков никогда и нигде не встречал. Больше всего
его здесь поразила неутомимость актеров в питье и удивительная далекость
писателей от книг. Разумеется, кроме своих книг.
Здесь было несколько писателей, к творчеству которых он относился с
любовью и уважением, но, увы, и они оказались не слишком начитанными.
Однажды в компании писателей он завел речь о критике Страхове, но его
никто не знал. По мнению Грекова, не знать Страхова было невозможно, зная
творчество Толстого и Достоевского. Бедняга Греков слишком был уверен, что
они достаточно знают Толстого и Достоевского. Иногда Грекову казалось, что
они и друг друга не читают.
И хотя Греков был огорчен слабой образованностью писателей, которых он
уважал, он еще больше восхищался их природным талантом. По-видимому, думал
он, пластический дар сам на ходу дообразовывает писателя. А может быть,
каждый писатель образован в меру своего таланта? Зачем Есенину
образованность Льва Толстого, она бы его раздавила.
Так думал он, лежа в постели, стараясь прислушиваться к дыханию сына,
чтобы понять, он спит или нет. Определить было трудновато, но, так как сын
не шевелился, Греков успокоился и через час уснул сам.
Утром он рассказал жене о ночном происшествии.
- Ничего особенного, - отвечала она, - ребенку приснилось что-то
страшное, и он проснулся. А так как в номере очень душно, он вышел на
балкон.
- Да, но он мог упасть вниз, - сказал Греков, - он стоял, просунув
голову в решетку балкона.
- Ну и что? - отвечала жена. - Ему четыре года. Он все понимает. Ты же
не боишься за него, когда он днем играет на балконе?
Грекову было нечем крыть. В самом деле, днем ребенок, если они не
гуляли, играл на балконе. И не было страшно. Но ночью?
Рассказывая о случившемся, он надеялся, что, может быть, она сама
скажет, что дверь на балкон надо закрывать, хоть и душно. Но она этого не
сказала.
Более того, лениво полюбопытствовав у сына, почему он ночью выходил на
балкон, она услышала от него, что он ничего не помнит.
- А не приснилось ли тебе все это? - сказала она мужу. - Не обижайся,
милый, но мне всегда казалось, что у тебя с головой не все в порядке, хотя
ты и очень умный человек.
Именно это он думал о ней, но никогда не осмеливался сказать. Такое
дремучее равнодушие ко всему, кроме ее искусства, ему всегда казалось
следствием какого-то вывиха.
Но он посмотрел на ее мальчишески стройную фигуру, нежное лицо, тонкие