"Юлия Иванова. Валет, который не служит" - читать интересную книгу автора

Валета, а кусок доставался Пуговке - разбитной вертлявой собачонке, прозванной
так то ли за пару круглых черных глаз, то ли за блестящий кончик носа с двумя
дырочками-ноздрями.
А Валет снова ложился на прежнее место и смотрел, как подпрыгивает и
крутит задом Пуговка, как мелькает в бешеном ритме ее куцый хвост, каким
лицемерно-благоговейным восторгом светятся глазки. Ему нравилась Пуговка. Она
чем-то напоминала подругу его юности Альму, такую же вертлявую и шуструю.
Когда Пуговка виртуозно проглатывала на лету очередной кусок шашлыка, Валет
так отчетливо представлял его вкус, что пасть наполнялась слюной, а брюхо
мучительно ныло от голода. Но он не испытывал при этом ни зависти, ни злобы. И
был совсем уж далек от мысли осуждать Пуговку и других ничейных собак за то,
что они служат. Просто они умели это делать, а он - нет. Он был Валетом,
который не служит. "Нэ служит, и все", - как говорил официант Гиви и - нет
худа без добра - покровительствовал ему именно за этот недостаток.
К полуночи, проводив последнего посетителя и вполголоса ругнувшись ему
вслед, Гиви допивал за стойкой початую бутылку "Цинандали" и подзывал Валета.
- Ну, иди сюда, собака. Хорошая собака. Совсэм глупая собака.
Он ставил перед Валетом до краев полную миску. Остатки харчо, косточки с
ошметками жира и мяса, корки сыра - словом, настоящий пир. Каким бы голодным
ни был Валет, ел он всегда обстоятельно, неторопливо, и никогда не закапывал
излишки впрок - в этом тоже было его отличие от других ничейных собак.
Откуда ни возьмись, появлялась Пуговка. Глаза ее смотрели на Валета
благоговейно и преданно; горячее гибкое тельце льнуло к нему, ласкалось, а
кончик носа тем временем тянулся к миске.
Валет подвигался, освобождая ей место. Ему была приятна ее близость и
ласка, пусть даже не вполне искреннняя. Давно прошло время, когда он
безумствовал из-за любви, дрался в кровь, а, завидев на улице свою Альму с
соперником, неистово рвал цепь, испытывая при этом такую муку, будто был
привязан этой цепью за самое сердце. Измены нынешних подруг мало его трогали,
а если он иногда и задавал их кавалерам трепку, то лишь потому, что те
задирались сами.
Чувства в нем вообще будто притупились, умерли. Остались лишь инстинкты,
привычки да инерция прошлого. Того прошлого, когда Валет еще не был ничейным,
имел хозяина и жил в будке во дворе, огороженным высоким забором, на калитке
которого была прибита дощечка:
"Осторожно! Злая собака!"
Валет не умел углубляться в воспоминания, как это делают люди, но он и не
умел ничего забывать. Прошлое продолжало жить в нем - сложнуй, путаный клубок
запахов, красок, ассоциаций. Счастья, горечи, боли. Временами оно давало о
себе знать и ныло мучительно и долго.
Валета волновал запах новых ботинок, потому что напоминал о хозяине.
Пятере щенков в корзине жмутся друг к другу, щурясь от внезапного яркого
света. Огромная рука плывет над ними, останавливается, приближается, От нее
пахнет кожей и сапожным клеем - резкий незнакомый запах. Валет впивается в эту
руку, на секунду чувствует на языке вкус крови и, получив тумака, визгливо
лает. Впервые в жизни. Оскалившись, он ждет новой атаки, но человек смеется:
- Этот подойдет. Злой.
Валет не умел углубляться в воспоминания, он помнил только запах, ставший
с той поры запахом его хозяина.
"Осторожно! Злая собака!"