"Юлия Иванова. Валет, который не служит" - читать интересную книгу автора

Валет в душе не был злым. Он изображал злость, потому что этого требовал
хозяин, а, кроме того, самому Валету нравилось внушать страх - весьма
распространенный способ самоутверждения хвастливой и глупой молодости. Он даже
придумал тогда своеобразную игру: затаивался в будке, подпуская "чужого" к
самому крыльцу, потом несколькими прыжками настигал его и издавал такое
грозное, оглушительное "гав!", что гость с воплем взлетал по каменным ступеням
до самой двери, держась одной рукой за зад, а другой за сердце.
Валет же в победном упоении носился вокруг будки, захлебывался лаем,
покуда не появлялся хозяин и не загонял его в будку, одобрительно потрепав
украдкой по загривку. Долго еще после этого шерсть Валета хорошо пахла
хозяином.
И медовый запах винограда "Изабелла" тоже тревожил каждую осень старого
пса, потому что был связан с хозяйским домом, где Валет провел свою юность.
На ночь Валета отвязывали. Это были лучшие мгновения его жизни. Он
бесшумно носился по саду среди мандариновых и гранатовых деревьев, и ощущение
полной свободы после долгого сидения на цепи было восхитительным. Каждая мышца
наливалась силой, а тело становилось легким, почти невесомым. Он чутко
прислушивался, не различая, а скорее угадывая долгожданное появление Альмы в
треске цикад, шелесте листьев и других ночных звуках. Альма проскальзывала в
щель под забором, которую хозяин уже несколько раз пробовал заравнивать
землей, но к утру обнаруживал снова.
Едва взглянув на Валета, будто и пришла-то она вовсе не к нему, Альма
бежала мимо по тропинке сада, обнюхивая землю. И каждый раз Валет недоумевал,
обижался, злился. Почему она так себя ведет? Остаться ему, уйти или следовать
за ней? А Альма внезапно останавливалась на каком-нибудь лунном островке и
замирала. Такая прекрасная и недоступная. Ее белая шерсть отливала серебром,
хрупкая, изящная фигурка четко выделялась на темном фоне травы. Дав
полюбоваться собой, Альма лениво поворачивала голову к Валету. Взгляд ее
по-прежнему казался сонным и равнодушным, но Валет уже различал в нем
призывно-желтые искорки.
Это был сигнал. Валет бросался к ней, Альма увертывалась, грозно оскалив
острые белые зубы, а то и больно тяпнув его за бок, однако тут же
останавливалась, и глаза ее звали, обещали, поддразнивали. Потом начиналась
погоня. Валет мчался за ней по саду, вытаптывая клумбы и грядки, не думая о
том, что назавтра ему снова крепко влетит от хозяина, забыв обо всем на свете,
кроме такого желанного, мелькающего перед ним пушистого комочка с
призывно-желтыми искрами глаз.
Потом Альма лежала рядом. Совсем другая, ласковая, покорная. Тепло и сонно
дышала в ухо и засыпала, положив голову на его лапы, а Валет, боясь
шевельнуться, одуревший от счастья, караулил до утра ее сон.
Валет никогда не вспоминал, как и почему покинул хозяйский дом. Но и
забывать он не умел. Чувство горечи и недоуменной обиды от расставания с
хозяином продолжало жить в нем, мучительно ныло и болело, как болит иногда у
людей давным-давно ампутированная рука.
Случилось это уже в ту пору, когда счастливая, глупая молодость Валета
прошла и наступила зрелость. Он изменился. Не внешне - тело по-прежнему было
гибким и сильным, клыки - белыми и острыми, а грозное глухое рычание так же
способно было наводить страх. Но все это как бы потеряло былое значение,
отодвинулось на второй план, и если раньше Валет всегда стремился к обществу,
будь то любовь к Альме, возня с хозяйскими детьми или злая игра с "чужими", то