"Юлия Иванова. Валет, который не служит" - читать интересную книгу автора

держались на ее ступнях как-то боком. Ему нравилось, как она сидит, как пьет в
ожидании заказа лимонад медленными скучающими глотками. Нравился ее запах - не
запах духов или пудры, которых он терпеть не мог, а просто ее запах.
Валет все смотрел на нее, смотрел, как она ест, а она, по-своему
истолковав его взгляд, поманила куском шашлыка.
- Валэт нэ служит, - сказал Гиви. Не вызывающе, как обычно, а чтобы
завязать знакомство. Она ничего не ответила и, улыбнувшись не Гиви, а Валету,
позвала:
- Иди ко мне. Иди, Валет...
Гиви обиженно удалился, а Валет осторожно взял кусок из ее рук, вдохнул ее
запах и замер, потому что она погладила его шею и за ухом. Дети зачастую
пытались гладить Валета, но разве можно было сравнить их торопливые - как бы
не увидела мать, - грубовато-фамильярные прикосновения с этим! Ее пальцы,
легкие, почти невесомые, ласково перебирали его шерсть, будто мягкий и теплый
ветер, тот, что дует с моря лишь однажды в году, предвещая наступление весны.
И тогда - Валет уже забыл, как это бывает, - сердце его дрогнуло и, сладко и
жутко замирая, покатилось куда-то...
Она расплатилась, встала. Валет поднял голову, Он хотел посмотреть, как
она уходит. Но женщина медлила. Шагнула к выходу, затем обернулась и по-женски
неумело свистнула:
- Пойдем. Пойдем, Валет.
Они прошли вдвоем через шашлычную, затем по вечернему приморскому бульвару
и по безлюдной темной улочке до самого дома, где она жила. Она опять погладила
его, благодарно и виновато, потому что дальше ему было нельзя. Звякнула
щеколда, стихли ее шаги, а Валет все стоял и по-собачьи улыбался про себя,
покуда не исчезло, не стерлось в нем ощущение ее прикосновения. Только тогда
он вспомнил, что зверски голоден, и помчался в шашлычную, чтобы успеть
закусить.
Так они подружились. Каждое утро Валет ждал женщину у калитки, вслушиваясь
в звуки просыпающегося дома и безошибочно различая в них ее пробуждение -
скрип оконной рамы ее комнаты, грохот рукомойника, ее смех, запах яичницы,
которую она наскоро жарила себе по утрам, и, наконец, шлепанье вьетнамок по
ступенькам и по-хозяйски властное: "Айда, Валет!"
Они сбегали по тропинке к морю. Женщина одним движением выскальзывала из
сарафана и с визгом кидалась в воду. Плавала она плохо, но весело - кувыркаясь
в воде и поднимая кучу брызг. Звала к себе и Валета, но он не любил купаться
по утрам, когда еще прохладно, и наблюдал за женщиной со снисходительностью
взрослого.
Потом они отправлялись на базар покупать помидоры, сливы, виноград, орехи
- всего понемногу, а в общем целую купальную шапочку. Снова шли на море, мыли
фрукты в этой же шапочке, опять она с визгом барахталась в воде, а Валет
караулил на берегу выцветший сарафан и вьетнамки. Когда жара становилась
невыносимой, сам залезал в море, проплывал метра два, молотя лапами по воде,
тут же выскакивал, шумно отряхиваясь, отфыркиваясь, с наслаждением
разваливался рядом с ней на горячей гальке, дремал и чувствовал себя совсем
счастливым.
Прежде он никогда бы не рискнул появляться в жаркий полдень у моря, как и
в любом другом людном месте, страшась мальчишек и взрослых, а с нею он не
боялся ничего. Он больше не был один и сам по себе, он как бы вновь обрел
хозяина, вернее, хозяйку. Но прежде Валет был предан хозяину просто потому,