"Всеволод Иванов. Долг (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

киноварными ногтями, и ногти были крупнее глаз. Фадейцев выглянул в окно.
При свете большого фонаря чубастый парень (грива его лошади была прикрыта
зеленым полотнищем) устало махал саблей. Стоны после каждого его взмаха
тоже усталые. Старик сказал: "Зарубил".
Фадейцев посмотрел на прильнувшего к печи старика и повторил:
- Зарубил?.. Ево?.. Бандиты?.. Кого зарубил?
- Оне. Бандиты.
И здесь Фадейцев вспомнил, - револьвер его опять не заряжен. Пять лет
революции не мог он приучиться вовремя заряжать... Револьвер царапнулся по
доскам пола. Котенок шарахнулся из-под скамейки. И внезапно стало страшно
выбежать в сени. На дверях же даже нет засова. Старик обернулся. Деловито,
с матерком, сунул револьвер в загнету печи, в золу.
"Амба... - подумал быстро Фадейцев, и ему на мгновение стало жалко
Карнаухова, - зарубили..."
- На двор ступай... урубят и так: меня перед смертью пожалеть надо.
Скажи - я вас по доброй воле не пускал... так и скажи. Владычица ты,
пресвятая богородица! Иди, что ль! Хамунисты-ы... - протянул старик. -
Иди, комиссар.
Засвистали пронзительно на перекрестке улиц. Икры ног Фадейцева стали
словно деревянные. Фадейцев пал на колени. Так он прополз два-три шага и
неизвестно для чего приоткрыл подпол. Щеки его обдал гнилой запах
проросшей картошки.
- Найду-ут... Дам вот по башке пестом!.. Прятаться?..
От этого злого беззубого голоса Фадейцев вдруг окреп. Он сдернул свой
мешок с вещами. За мешком - портфель, разрезал почему-то пополам фуражку.
Трясущийся в пальцах нож напомнил ему об ножницах.
- Ножницы давай, - закричал он, - скорей!.. и рубаху... рубаху
свою... Убью!..
Старик вытянул рот:
- Но-о...
Старик подал источенные ножницы и гладко выкатанную рубаху. Состригая
бородку, ращенную клинушком, Фадейцев торопил:
- Старую... старую надо... живо!.. Скажешь... как фамилья.
- Моя-то?
- Ну?.. Твоя.
Старик словно забыл про страх. Он хозяйственно оглядел избу.
- Тебе на какую беду?
- Говори!
- Ну, Бакушев, Лексей Осипыч... ну?..
Он поднял кулаки (с ножницами и с остатком бородки в пальцах) и,
глотая слюну, прошипел старику в волос. Ах, волосом этим, как войлоком,
закатано все: глаза, сердце, губы, никогда не целовавшие детей. И речь
нужно пронзительнее и тоньше волоска, чтобы...
- А я, скажешь, твой... сын!.. Семен... Семен Алексеич, из Красной
Армии... дезертир! Документов нету... да... Иначе - амба! Наши придут и,
если меня найдут конченым, кишки твои засолят на полсотни лет... попалят,
порежут... амба, туды вашу!.. Если выдашь...
Он махнул на старика ножницами. Старик противно, словно расчесывая
грязные волосы, крестился.
- Мне што... мы хрестьяне... наше дело... ладно, я старухе скажу...