"Анатолий Иванов. Печаль полей (Повести)" - читать интересную книгу автора

- Я грю ему, Пилюгину, - он свое сыщет... Как в воду глядел, значит.
И больше от него ничего не добились.
Все трое приезжих уехали вечером, как стемнело, увезли с собой Михаила.
В сани он сел молча. Но перед тем как один из милиционеров хотел их
тронуть, соскочил на землю, подбежал к Кате, бесчувственно стоящей у дверей
дома и, роняя с головы шапку, ткнулся ей в грудь, заплакал по-детски горько
и обиженно. Он плакал, а она молча гладила его по лохматой, давно не
стриженной голове.
Поплакав, он оторвался от сестры, вытер слезы сперва одним кулаком,
потом другим. И сказал:
- Ты, Кать, не убивайся. Не убивайся, ладно?
Она без слов кивнула.
Он поднял шапку, надел ее, снова сел в сани.
Мишуху увезли, и в доме Кати Афанасьевой застыла мертвая тишина. Все
детишки прятались, как мыши, по разным углам, сама Катя сидела, расставив
по-бабьи ноги, на деревянной кровати, застеленной ряднннкой, смотрела перед
собой, не видя суетящегося возле печи деда Андрона.
- Старушонка моя печку вам прийтить истопить хотела, да в поясницу ей
прострел ударил, - объяснял он зачем-то. - Этот... радикулит,
по-дохторскому, схватил, лежит крючком. Ну да мы счас сами...
Растопив печь, Андрон разогнулся, оглядел сиротское семейство Кати
Афанасьевой, почесал в тощей спутанной бороденке. И сказал:
- Давайте так порешим, суслятки... Жить все едино придется. Бог - он
родит и жить велит. Таково мученье, хошь не хошь... Уразумели?
Не поняв этой речи деда Андрона, дети по-прежнему молчали, никто не
откликнулся, и старик рассердился, будто перед ним были взрослые:
- Эк, якорь вас! Ну, да ладно, жизнюха каждого по уму добьет. Где у вас
вода-то? И картохи, что ли? Жрать-то небось хотите?
Воды в доме не было, Андрон погнал Николая с ведрами на речку. Захару
велел достать из подпола картошки.
- Да берегись, возле пролубки склизко, - предупредил он Кольку.
- Маленький, че ли, - буркнул тот, уходя.
Захар достал из подпола небольшую миску картошки.
- На всех, вас мало, поди, будет, - покачал головой Андрон.
- Мы всегда по столь варим, - сказал Захар, круглолицый, конопатый, с
рыжими волосами в кольцах. - По два раза в день. Мам Кать всю картошку
перемерила и больше в день не велит. А то не хватит до новой, говорит.
- А-а, ну да... Это так, - глухо сказал дед, покашливая. - Ты старший
теперь тут, ты и следи за всем. И за нормой, значит. Понимаешь?
- Что ж не понять... Не растянем до новой-то, тогда что? -
рассудительно ответил девятилетний Захар. - Что же теперь, Мишуху засудят?
- Дак куда деться-то, Захарушка?.. - кивнул старик. - Жизня - круг, а в
круге - суд. Послаще, как вам, ему придется.
Заревела при этих словах Зойка, самая младшая из всех, подбежала к
сестре, уткнулась ей в колени. Катя, все глядя в одну точку, обняла горячей
рукой ее за костлявые плечики.
Дед Андрон сварил картошку, разделил меж детьми, две картофелины
оставил Кате, которая все сидела и сидела на кровати.
Загнав потом всех на теплую печку с приделанной по краю доской, чтобы
спящие не вывалились (эту доску прибил еще сам Данила Афанасьев, их отец,