"Г.М.Иванова. История ГУЛАГа, 1918 - 1958 " - читать интересную книгу автора

статьи на эту тему продолжали публиковаться на страницах ведущих зарубежных
журналов, таких как "Soviet Studies", "Slavic Review" и др. Особенно следует
отметить так называемый "трансатлантический" обмен мнениями, исчерпывающий
по своему характеру, который состоялся в 1980-е годы и касался всех
возможных методов подсчетов и методологий выявления результатов. В дискуссии
участвовали Р. Конквест, С. Розфильд, С. Уиткрофт и ряд других историков48.
Дискуссия о размерах принудительного труда в СССР носила сложный характер, к
научным интересам часто примешивались политические. В целом, позиции сторон
определялись их отношением к источниковой базе: одни историки предпочитали
вести свои исследования, опираясь на оценки эмигрантов, бывших заключенных и
т.д., другие стремились использовать официальные советские материалы
демографического и экономического характера. Однако разные подходы мало
повлияли на конечный итог исчислений: полученные данные о размерах
принудительного труда в СССР незначительно отличались от тех, которые
приводились в работах предшественников, и находились все в тех же пределах:
от 3 - 5 млн до 12-15 млн человек.
Дискуссия затрагивала не только проблему принудительного труда, но и
поднимала вопросы о демографических последствиях коллективизации и голода
1932- 1933 гг. Анализировавший эти дебаты В.П. Данилов абсолютно справедливо
резюмировал: "Конечно, проблема заключена не в самих по себе цифрах, не в
том, чтобы доказать истинность больших или меньших чисел. Бесценна жизнь
каждого человека, и нет такого предела, ниже которого жертвы людские
"нормальны" и "допустимы", а выше - "чрезмерны" и "пре-


49

досудительны" " .
В Советском Союзе после многолетнего молчания первыми о ГУЛАГе
заговорили не историки, а писатели. Когда-то Р.В. Иванов-Разумник в своих
воспоминаниях "Тюрьмы и ссылки" высказывал пожелание, чтобы нашелся
талантливый писатель, который на личном опыте изучил бы тюремный мир, а
потом красочно зарисовал бы его для потомства50. В России такой писатель
нашелся, да, к тому же, и не один. В 1962 г. была опубликована повесть А.И.
Солженицына "Один день Ивана Денисовича". Наступивший вслед за этим событием
краткий период в жизни советского общества историк М. Геллер охарактеризовал
так: "Публикация повести Солженицына как бы прорвала брешь в плотине,
преграждавшей проникновение информации о лагерях в общество. В 1963 г., а в
особенности в 1964 г., в печати появляются книги, подтверждающие все самое
страшное, что когда-либо и кто-либо писал о советских лагерях. После падения
Хрущёва брешь в плотине была немедленно замурована"51. Это, конечно, не
означало, что поэты и писатели, познавшие ГУЛАГ на личном опыте, забыли о
нем и уже не писали, "просто" их перестали публиковать на Родине, их
произведения стали издаваться за рубежом. Характерно, что многие писатели
были категорически против того, чтобы их произведения воспринимались как
исторические сочинения. В записных книжках В.Т. Шаламова есть примечательная
запись: "Я не историк лагерей"52. Свое отношение к лагерной теме Шаламов
формулировал так: "Я пишу о лагере не больше, чем Экзюпери о небе, или
Мелвилл о море. Лагерная тема, это такая тема, где встанут рядом и им не
будет тесно сто таких писателей, как Лев Толстой"53. Здесь Шаламов был