"Юрий Иваниченко. "Чистое небо"" - читать интересную книгу автора

Без шума. Но другого шанса не будет. Ты - подстраховка...
- Что вам нужно? - спросил Сергей.
Нет, он все еще не боялся.
Чумак вел себя в самом деле не как диверсант или террорист. Террористы
сначала стреляли и бросали бомбы, а потом уже разговаривали. Или "давали
показания". Опасность? Да, но скорее всего не личная.
Теперь Острожко вспомнил твердо: да, говорили, что завхоз дядько Панас
прежде не был завхозом, а ушел из операторов по здоровью... Нет, была там
какая-то история, семейная, что ли... А если был оператором...
Квалификация не исчезает просто так. И оборудование изменилось не
настолько, чтобы не разобраться самому. Значит, действительно Сергей нужен
для чего-то иного...
- Чего я добиваюсь? - спросил Чумак и чуть прищурился, - теперь
скажу... Вопрос по существу. Только сначала отвечу на предыдущий: кто я.
Согласен?
Сергей утвердительно кивнул, вновь поражаясь перемене в непрошеном
госте.
- Я - твой судья.
- Судья? Да мы едва знакомы. И какие основания...
Чумак резко перебил, почти выкрикнул, наклоняясь к Сергею:
- Ты убил мою дочь!
Мгновение звенящей тишины - и непрошеный, судорожный как всхлип
короткий смех вырвался у Сергея. Он тут же зажал рот ладонью, несколько
раз тряхнул головой, будто пытаясь разорвать сновидение, и ответил, ясно
глядя в глаза:
- Да вы что, Афанасий Михайлович? У меня самого дочка! Что за шутки...
Но Чумак, похоже, не шутил. Если выражение его лица хоть что-то, кроме
игры, означало, то был он строг и скорбен. Покачав головой, он произнес:
- Ты убил ее. Она скончалась на рассвете, в такой же час, за неделю до
своего девятилетия...
"Он что, ума тронулся?" - спросил себя Острожко, и вдруг будто начал
прозревать... И слова, и поведение, все эти неожиданные перемены в Чумаке
укладывались в схему, в картину душевной болезни. В то, что мог себе
представить Сергей - не врач и вообще человек достаточно далекий от
медицины.
Что сия догадка изменяла в ситуации, Острожко еще не знал, и сказал
только:
- Да вы с ума сошли, Афанасий Михайлович, - я же...
- Сошел с ума? - с живостью перебил его Чумак. - Это было бы выходом.
Лучшим выходом. Выпасть из ежечасного сознания, ежечасной муки - когда не
можешь даже позволить себе уйти из жизни...
Такая тоска и боль исказили черты Афанасия Михайловича, что Сергею
стало стыдно за свое предположение - и одновременно отодвинулось
предчувствие опасности. И не как неправедно обвиненный, не как должностное
лицо, вынужденное серьезно нарушать инструкции из-за самого факта
пребывания Чумака на Центральной, а просто по-человечески Острожко сказал:
- Конечно, большое несчастье; но может быть, со временем все
уляжется...
- Со временем все мы уляжемся, - мгновенно отозвался дядько Панас, -
жена и месяца не выдержала, руки на себя наложила, а мне вот седьмой