"Борис Иванов. Агент Тартара" - читать интересную книгу автора

металлом, и стопка расчерченной от руки бумаги - милейший научный натюрморт
а-ля XVIII век. С некоторой долей вызова я уселся в антикварное кресло,
придвинулся вместе с ним к столу и вперил взгляд в мерзкое копошение,
наполнявшее отделенный от меня только тонким листом пластика мир
желто-коричневых шестиногих тварей. Мир, чуждый всему человеческому и
(интуиция точно подсказывала мне это) полный необъяснимой, смертельной
опасности, - слепой и безжалостный.
Долго засиживаться, однако, не стоило. Надо было обзавестись хотя бы
одной приличной "пробой биологического материала". Минут десять я изучал
хитроумного устройства "шлюз", наверное, предназначенный как раз для таких
вот манипуляций по извлечению на свет божий части населения прозрачной
темницы. Ей-богу, мне казалось, что изучил я сие приспособление
основательно - не столь уж сложным оно и представлялось. Но, поверив этой
кажущейся простоте, я совершил последний шаг в заботливо приготовленную для
меня ловушку.
Стоило мне сдвинуть с места аккуратно подогнанную к пазам
плексигласовую перегородочку, как секции, составляющие нелепую громадину
инсектария, разомкнулись, и само это узилище перепончатокрылых разверзлось,
с глухим стуком обрушившись на стол всеми своими многочисленными составными
частями. Осы даже не вырвались, не хлынули, а - как бы тут найти слово
поточнее - изверглись в окружающее пространство Мгновенно заполнили весь
объем тесного кабинета, каждую его щель!
Я обмер.
Собственно, ничего другого мне и не оставалось. Любое движение
мгновенно стало бы смертельно опасным для меня. О том, чтобы хоть как-то
замести следы своего визита в наполненную сумраком комнатенку, теперь не
было и речи. Я сидел, вдавившись в уродское кресло, и, боясь даже
вздохнуть, составлял в уме план дальнейших действий. Осы после первого
бурного всплеска энергии немного успокоились и теперь, в большинстве своем,
покрывали все открытые поверхности комнаты слабо шевелящимся живым
орнаментом. Я не стал даже вспоминать, сколько подобных ожогу раскаленным
железом "поцелуев малышек" профессора Миллера необходимо для того, чтобы
загнать в гроб взрослого и вполне здорового человека. В любом случае
этот-то минимум будет мне обеспечен, случись сделать неверный шаг и
прогневать обретших свободу узниц костлявого профессора. Так я и сидел - то
обмирая, то воскресая в такт наполнявшему пространство вокруг неровному
звону осиных крылышек. Сидел неподвижной колодой, и осы ползали по моим
рукам и лицу...
Наконец, помолившись Неверному Богу Удачи, я медленно поднялся на ноги
и, не отрывая подошв от пола, чтобы - не приведи господи! - не придавить
дюжину-другую мерзких тварей, стал выбираться из-за стола. Это заняло у
меня минут сорок и стоило, наверное, пары лет жизни. Дальше пошло веселей:
словно пародируя спятившего лыжника, волоком передвигая ноги, я двинулся к
оставленной открытой двери. Она была все ближе и ближе. Она манила.
Олицетворяя собой спасение... И все больше и больше росла моя вера в
избавление от этого кошмара.
Жестокое разочарование терпеливо поджидало меня в самом конце.
Буквально на пороге выхода из ада.
Разочарование было не только полным и жестоким, но и предельно,
несправедливо неожиданным. Тяжелая старинная дверь наполненной жужжащей