"Николай Иванов. Черные береты " - читать интересную книгу автора

засветила ярким солнцем, ярче обозначились и тени от победителей: шло
неприкрытое выгадывание личных интересов, демороссы рванулись в вояжи за
границу, в спецраспределители, в коммерцию. А уже в этом они не могли бы
надеяться на благосклонность академика. С его именем выгодно было идти в бой
и победить, а вот иметь такого попутчика и после победы - лучше как-нибудь
сами. Без образцов для подражания и ежесекундного осуждения. Это было
горькой, но проверенной через других правдой: диссиденты, все как один
поддержавшие начало демократических реформ в стране, не вошли затем ни в
одну партию, ни в одно движение демократов.
А вообще-то заполитизированная страна следила за борьбой двух лающихся
между собой президентов - Горбачева и Ельцина. Кажется, они оставались одни,
кто не понимал и не хотел понимать, как губительно их противостояние для
народа. Можно только предположить, сколько исследований и романов будет
написано о подводных течениях всех этих событий, о предательствах,
лицемерии, лукавстве, ожесточении, непримиримости, подлости, возвышениях и
падениях. И сколько хулы услышат историки и писатели, если возьмутся за эти
темы при жизни первой рати советских демократов, упоенно разваливающих
великую державу.
Смуту, дикое по варварству к собственной истории время переживала
страна летом 1991 года.
Зато сладостно, решительно менял облик своего кабинета избранный
председателем горисполкома Илья Юрьевич Карповский. Правда, цветам виселось
неуютно на огромной стене, а может, это просто так казалось с непривычки. За
все семьдесят лет советской власти разве хоть один председатель горисполкома
мог повесить на стену что-то иное, чем портрет Ленина или Генерального
секретаря? А вот он, Карповский, делает это. Даже секретарша - женщина! -
увидев цветы, со страхом перевела взгляд на нового начальника.
Впрочем, она не женщина, она именно секретарша. И таких секретарш -
полстраны: испуганных, затюканных, замордованных, боящихся новых начальников
и новых порядков. Хоть в лаптях, с кляпом во рту и страхом в печенках - зато
с красным бантом на груди в колоннах Первомая.
Звонки и посетители пока особо не досаждали - город то ли привыкал, то
ли пытался бойкотировать его. Но в этом плане Илья Юрьевич не комплексовал.
День-два-три ему самому как раз нужны, чтобы осмотреться и войти в дело. А
уж потом он сам начнет вызывать. И тогда станет видно, кто и как улыбается.
Особенно из числа тех, кто спит и видит его обратно в тюрьме и зоне.
Лучше бы не поминалось это под руку!..
- Илья Юрьевич, к вам посетители, - однажды под конец дня осторожно
заглянула к нему секретарша, оставив свой горб за дверью. Была Валентина
Ивановна худа, с вечно поднятыми плечами, сутулой спиной, и Илья Юрьевич по
лагерной привычке сразу окрестил ее про себя: "Кэмел". На сигаретах
нарисован точно такой же верблюд - худой, старый, одногорбый. И как она
столько лет просидела при начальстве?
- Я никого не вызывал, Валентина Ивановна. А время приема расписано и
висит внизу, - улыбнулся в ответ Илья Юрьевич. Но улыбнулся так, чтобы
секретарша на веки вечные, то есть до последнего дня работы здесь, усвоила
распорядок. По совести, ей самой следовало бы написать заявление об уходе и
вместе со старым председателем - на все четыре стороны, продолжать искать
коммунистическое завтра. Однако что-то молчит, выжидает. Неужели думает, что
сработается? Или шпионить осталась? Не-ет, водитель и секретарша - эти