"Ивановъ-Разумникъ. О смыслъ жизни " - читать интересную книгу автора

"Пламенный Кругъ").

"Боюсь ли я одиночества?-спрашиваетъ самъ себя Ф. Сологубъ въ одномъ
изъ послъднихъ произведенiй ("Томленiе къ инымъ бытiямъ", мистерiя) и
отвъчаетъ: если бы вампиры и кошмары оставили меня, я не былъ бы одинокъ.
Изъ тьмы небытiя извелъ бы я къ свъту истиннаго инобытiя иные сны, иныхъ
вампировъ извелъ бы я отъ небытiя. Источающихъ мою кровь и пожирающихъ плоть
мою. Ибо я не люблю жизни, бабищи румяной и дебелой"... Другими словами,
одинъ "законъ своей игры" Ф. Сологубъ замънилъ бы другимъ "закономъ своей
игры" и утъшался бы мыслью, что окруженный разными кошмарами своей фантазiи,
разными "тихими мальчиками" и "навьими чарами" - онъ не одинокъ. Онъ можетъ
этимъ утъшаться, но намъ это нисколько не мъшаетъ считать такое сожительство
съ "вампирами" своей фантазiи - самымъ гнетущимъ одиночествомъ.
Одиночество - къ этому сознательно шелъ и пришелъ Ф. Сологубъ, подобно тому
какъ за полъ-въка до него въ такомъ же одиночествъ искалъ ръшенiя проклятыхъ
вопросовъ Лермонтовъ, духовную зависимость отъ котораго Ф. Сологуба мы уже
подчеркивали. Одиночество - это полный разрывъ съ мъщанствомъ, это
категорическiй отказъ "принять" окружающiй мiръ, это начало всякой трагедiи;
одиночество - это попытка ръшенiя карамазовскихъ вопросовъ "для одного
себя": отметаю весь безсмысленный мiръ, отвергаю жизнь человъчества, какъ
дiаволовъ водевиль - и остаюсь "наединъ съ своей душой"... И загнанный
страхомъ жизни и мъщанствомъ въ одиночество, человъкъ сперва вздыхаетъ
полной грудью: на вершинахъ одиночества легко дышится послъ затхлой
атмосферы передоновщины; страхъ одиночества пока еще не даетъ себя
чувствовать. "Быть съ людьми - какое бремя!"- восклицаетъ поэтъ; "свобода -
только въ одиночествъ", "я хочу... быть одинъ, всегда одинъ"... И
Ф. Сологубъ подбадриваетъ себя мыслью о "гордомъ одиночествъ", не только не
страшномъ, но даже желанномъ.

Я одинъ въ странъ пустынной,

- слышимъ мы въ это время отъ Ф. Сологуба,-

Но услады есть въ пути:

Улыбаюсь, забавляюсь,

Самъ собою вдохновляюсь,

И не скучно мнъ итти...

Но это только до поры до времени. Скоро даетъ себя знать ужасъ
одиночества, ужасъ, бывшiй удъломъ Лермонтова и такъ генiально воплощенный
имъ въ Демонъ, который на вершинахъ одиночества томится необходимостью "жить
для себя, скучать собой" и всю жизнь "безъ раздъленья и наслаждаться и
страдать"... Тутъ уже и мысль о "гордомъ" одиночествъ не спасаетъ человъка.
"Гордое одиночество! - восклицаетъ по этому поводу Л. Шестовъ, которому въ
этомъ вопросъ и книги въ руки, какъ мы еще увидимъ: - гордое одиночество! Да
развъ современный человъкъ можетъ быть гордымъ наединъ съ собою? Предъ
людьми, въ ръчахъ, въ книгахъ - дъло иное. Но когда никто его не видитъ и не