"Ярослав Ивашкевич. Красные щиты [И]" - читать интересную книгу автора

"королева" спокойно, почти как монашенка незнатного рода, даже скучновато,
но, к счастью, при ней уже была ее свита из десяти дам и девиц. Под
заботливым надзором Гертруды маленький двор будущей чужеземной королевы
преобразил мирную жизнь монастыря. Все было полно Рихенцой, ее смех звенел
на галереях и в саду. Кто знает, она, возможно, не так уж стремилась к
пожилому супругу. Приезд гостей в монастырь взволновал всю ее свиту, и
Рихенца упросила Гертруду познакомить ее с Генрихом.
Князь нехотя отошел от окна. Он как раз думал об испанской королеве и
все же с трудом понял, что именно она-то и вошла к нему в сопровождении
Гертруды. Невысокая, худенькая, не такая уж красавица, по рассказам
Гертруды он представлял ее другой. Но когда она улыбнулась, ее лицо
засияло такой прелестью, что у Генриха захватило дух. Светлые волосы
блестели на солнце, глаза были большие, серые - она очень походила на свою
бабку, русскую княгиню, первую жену Кривоустого (*14). Странно было видеть
эту красоту степнячки среди кирпичных стен монастыря и его пестрых, вблизи
таких тяжелых, неуклюжих башен. Генрих тоже улыбнулся. С минуту он смотрел
на Рихенцу, потом учтиво склонился в глубоком, до земли, поклоне, как
наставляла его сама Саломея фон Берг.
- Это дочь нашего брата, с которым вы так любезно обошлись, - сказала
Гертруда.
Но Рихенца только усмехнулась: видимо, она (или Генриху так
показалось?) не держала на него зла за то, что ее отца выдворили из
краковской столицы и наследных земель.
- А я вас уже видела, братец! - спокойно сказала она. - Через щели в
ограде.
И засмеялась. Она назвала его "братец" - не величать же ей такого юнца
"дядей"!
Но Генрих не улыбнулся в ответ, в его воображении возникла Верхослава.
И когда Рихенца с Гертрудой ушли, он снова начал думать о ней.
В его мыслях почему-то уже не было той отчетливости, с какой он
вспоминал свадьбу Кудрявого и смерть матери. Но, кружа по светлице, глядя
в окно на горы и даже пересчитывая деньги, в своем кошеле, он все время
ощущал незримое присутствие невестки, как это бывало в плоцком замке. Там,
в деревянной башне, где помещались он и его слуги, Генрих все слонялся от
одного окна к другому и даже в мороз иногда распахивал окна на
заиндевевший двор, чтобы лучше видеть большое одноэтажное строение, где
сидела княгиня со своими служанками. Девушки вечно пряли или ткали -
Генрих с тоскою смотрел на эту неизменную картину, - княгиня же обучена
была в Новгороде странному, таинственному искусству. На деревянных или
медных досках она рисовала святые иконы для церквей. Не женское то было
занятие. И многие косились на Верхославу, хоть работу свою она делала с
величайшим благоговением, подолгу молилась, перед тем как начать новую
икону - будь то святое семейство, или бог-отец во славе, или просто
скромное изображение какого-нибудь святого. Рисовала она по самому
строгому канону, никогда не отступала от правил, подробно выписанных на
разукрашенном узорами пергаменте, и время от времени усердно их
перечитывала - написаны же они были по-гречески. Бедняжка Верхослава, как
и подобало княжне из рода Ярослава Мудрого, умела не только славянские
письмена читать, но и греческие разбирала! Это тоже вызывало неодобрение.
Даже Саломею фон Берг, хоть сама она, не в пример мужу, владела искусством