"Ярослав Ивашкевич. Красные щиты [И]" - читать интересную книгу автора

Польше. И вы тоже такие...
- Полно тебе, Агнесса, не горячись, побереги здоровье! - наставительно
молвила Гертруда. - Ну что с Генриха спрашивать! Он еще молод, в Польше
правят его братья, и ему нелегко будет их одолеть, ведь даже ты не
сумела!..
Сверкнув глазами на Гертруду, Агнесса, однако, не стала продолжать.
- Спокойней, княгиня, спокойней! - заговорил мейстер Оттон. - Болеслав,
спору нет, был великий король; он обладал удивительным даром подчинять
людей своей воле, и, разумеется, кесарь Оттон Третий, этот святой человек,
отлично понимал, кто перед ним. Но, княгиня, с тех пор прошло уже столько
лет! Откуда нам знать, как все было на самом деле? Кое-что представляется
нам теперь совсем по-другому, хотя я знаю, наши няньки пугают Болеславом
детей. И все ж не думаю, чтобы Оттон, возалкав венца небесного, решил
отдать ему свой земной венец. Вероятней всего, кесарь, сын византийской
царевны, монах в императорской мантии, великой души человек, желал надеть
на свою голову оба венца. Болеслав, правда, короновался много лет спустя,
но самовольно. А до коронования он нес меч перед императором Генрихом, как
отец нашего юного князя - перед Лотарем. По сути Польша всегда была
имперским леном.
- Ложь! - с жаром воскликнула Агнесса.
- Ложь! - повторили за ней Генрих и Гертруда. Они вдруг почувствовали
себя союзниками и понимающе переглянулись.
- Мейстер Оттон, - запальчиво сказал Генрих, - все это пустые слова.
Может, они и несли меч, но что с того? Ты ведь знаешь - Германия сама по
себе, Польша сама по себе, и ничего тут не изменить.
- Пожалуй, ты прав, но долго это продолжаться не может. Будет, будет
един пастырь и едино стадо!
Слова эти прозвучали двусмысленно. Монаху подобало так говорить лишь о
папе, но Оттон, видимо, намекал на кесаря. И Агнесса вспомнила о том, что
оставила Конрада в Бамберге на смертном одре. Да, положение было неясное.
Кто будет править королевством и создавать эту единую империю, заветную
мечту всей их семьи? Младший Фридрих - еще дитя, королевы Гертруды давно
нет в живых, что будет дальше?
- Судьба смертных в руке господа, и он направляет их, - возразил ей
Оттон. - Свои замыслы он воплощает через вашу семью, но орудию не дано
постичь предначертания творца. И напрасно ты, княгиня, ропщешь на его
приговор. Корона, которую вы с мужем видели в день свадьбы, исчезла без
следа, ее нет нигде и, полагаю, ее никогда не найдут.
Агнесса ничего не ответила, но по ее лицу было заметно, что она не
согласна с ученым монахом. Гертруда и Генрих тоже молчали, князь не сводил
взора с черневших в сумерках лесов.
Когда совсем стемнело, у него состоялась еще одна важная беседа с
Агнессой, но уже с глазу на глаз. Перед отъездом из обители княгиня
позвала его к себе под тем предлогом, что хочет, мол, окончательно
проститься. Однако с первых же ее слов Генрих понял, что она намерена
привлечь его на свою сторону. И он решил изо всех сил сопротивляться.
Привел к ней Генриха Добеш. Княгиня в роскошной шубе, наброшенной на
монашеское платье, ждала его в отдаленном уголке сада. Агнесса взяла его
за руку, так они пошли по темным тропинкам. Позади тяжело ступал Добеш и с
ним Любава Ярославна, старая дама из свиты русской княжны, невестки