"Ярослав Ивашкевич. Красные щиты [И]" - читать интересную книгу автора

каких не певал ни епископу, ни Руперту. В горле у него что-то сладко
переливалось, ах, как чудесно пел Турольд! За несколько дней Тэли запомнил
уйму песен и однажды вечером, когда каноник и вся челядь ушли к епископу,
повелевшему, чтобы Руперт варил пиво в его присутствии, Тэли до глубокой
ночи пел выученные песенки.
Время шло, и вот, уже в конце лета, Турольд уговорил его покинуть
Зальцбург и идти вместе в Регенсбург - туда, сказал Турольд, скоро приедет
на имперский совет сам кесарь... И еще сказал, что научит Тэли всем своим
песням, и будут они бродить из города в город, а городов этих и замков не
перечесть что в Баварии, что в Швабии, что на берегах величавого Рейна.
Предложение понравилось Тэли, и они ушли вдвоем, даже не простившись с
Рупертом и с Оттоном. Правда, оба преподобных отца в тот вечер, как на
грех, перепились и храпели в чулане, точно свиньи. Тэли и Турольд шагали
налегке: все их добро - песни, а это поклажа не тяжелая, да и нести ее
далеко не приходилось. Долины меж горами были так хороши, всюду зеленела
трава, пригревало солнце - где уж тут спешить! Они распевали во все горло,
то и дело укладывались на траву, смотрели на жаворонков. Не пили они ни
пива, ни вина, но Турольд словно захмелел, ласковый стал, нежный. На одном
из привалов он все же вытащил бурдюк, вина там оставалось немного, зато
было оно крепкое, - у Тэли и у Турольда закружилась голова. Небо над ними
звенело дивными песнями, и они, пьяненькие, лежали у подкожья одного из
отрогов величавого Унтерсберга. Турольд завел песню, сложенную будто бы в
честь пресвятой девы, но в конце там шли такие греховные, непристойные
слова, что Тэли, хоть и был пьян, встревожился и, опершись на локоть, в
страхе уставился на Турольда. А тот знай себе кощунствовал.
Тэли с отвращением глянул на певца, вскочил и, не чуя под собою ног,
пустился к большаку. Выбежал он на дорогу как раз в ту минуту, когда по
ней проезжал на белом персидском коне молодой рыцарь. И оруженосец с ним
был, следом ехал. Тэли бухнулся на колени прямо под копыта - всадник едва
успел осадить коня. И тут, весь дрожа от обиды, мальчик громко зарыдал.
Рыцарь, видно, очень удивился; упершись рукой в шею коня, он обернулся
к оруженосцу:
- Эй, Лестко, спроси у паренька, чего ему надо!
Рыцарь был совсем молодой, верно, не старше своего оруженосца, а может,
только казался таким юным. Длинные русые волосы выбивались из-под шлема и
мягкими локонами падали на плечи, золотясь в солнечных лучах. Лицо у него
было румяное, глаза голубые. Прямо в душу они глядели и словно отливали
сталью - так и впились в оробевшего Бартоломея. Неправильный, вздернутый,
но тонкий нос придавал лицу рыцаря выражение веселого любопытства. Тэли
сразу почувствовал, что встреча к счастью, и решил не упускать случая. Он
оглянулся на Турольда - тот прятался за деревом. Оруженосец рыцаря
спрыгнул с коня, наклонился к мальчику - роста он был огромного - и
спросил:
- Чего ты просишь?
- Защиты! - выкрикнул Тэли и перевел взгляд вверх, со слуги на
господина. Рыцарь ехал без стремян. Вместо седла был под ним стянутый
подпругою цветной шерстяной коврик; ноги в светлых, узких штанах свободно
свисали и были обуты в серые сафьяновые сапоги, зашнурованные ремешками.
Рыцарь склонился к мальчику и, не долго думая, приказал слуге:
- Возьми его на круп, Лестко, пусть едет с нами.