"Борис Васильевич Изюмский. Соляной шлях (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

прежде казавшийся мертвым, оживал, сам рассказывал о тьме веков, из
которой пришел, о тайне и совершенстве природы. Он играл сначала робко,
переменчиво, как ночные светляки, то выбрасывая свои чистые лучики, то
вбирая их. Потом вдруг свет победно вырывался на свободу: фиолетовый - из
аметиста, вишневый, жаркий - из альмандина, золотистый, в чешуйках
железного блеска, - из солнечного камня. Краски живых цветов и цвета
пустыни... Желтый - веселый, как огонек лучины у них в избе в зимний
вечер. Мягкий зеленый - похож на глаза его дочерей. Для каждого камня,
чтобы он заговорил, надо было избрать свою особую огранку. В детстве отец
учил Анфима распознавать природу камня, его твердость, цвет, блеск.
Блеск бывал то жирным, то восковым, то шелковичным, то смолистым.
Переливы, похожие на тигровые и кошачьи глаза, заставляли сердце
биться учащенней.
Отец никогда не называл камни драгоценностями, а только самоцветами.
Анфим теперь понимал его. Да, это были лучики света, пробившиеся из
тысячелетий. Он никогда не думал о камне, как о несметном богатстве. Как
волновался он мальчишкой, делая первые пробы под неусыпным взглядом отца.
Одно неловкое движение - и надрез, и стерта грань, и нет нужного угла, и
все испорчено.
Но у юнца оказалась легкая рука. Движения его были точны и ловки, он
научился обнаруживать в камне малейшую трещинку, муть, пузырек. Как
музыкант или певец обладает слухом, так и Анфим обладал редкой
способностью понимать камень, и это позволяло ему извлекать из самоцвета
его то огненную, то нежную душу, добиваться красоты прозрачного, ровного,
чистого тона.
Птаха вел с этим живым существом долгие разговоры: хвалил его, корил,
поощрял, сердился.
Верил ли Анфим рассказам отца, что аметист спасает от пьяной браги, а
изумруд - от морских бурь? Кто знает... Но собственными глазами видел, как
янтарь притягивает соломинки, собственными ушами слышал, какой чистый,
прекрасный голос у матового нефрита.
Пролетал месяц за месяцем, и наконец красавица шапка была готова.
Переливы огней сплетались в яркие радуги, росные зори, звездные россыпи.
Тогда усталый, счастливый Птаха заснул здесь же, в мастерской, на
полу, не ведая, что накликал великую беду на свою голову этим трижды
проклятым венцом, что в подземелье, рядом, вот ужо второй месяц, томится
друг и сосед Евсей Бовкун, валяется в углу под сетью, сплетенной пауком.


СМЕРТЬ СВЯТОПОЛКА

Путяте не спалось - одолевали суетные мысли. Он пытался отогнать их
молитвой, бормотал: "Спаси, господи, Мишку Путяту по неистощимому своему
милосердию, очисти мя от грехов!.."
Но в голову лезли земные дела: непослушание непутевой дочки Забавы...
обоз Евсея... венец, что делает Птаха.
С венцом князю он тонко надумал. Святополк честолюбив. Почему же не
возложить всенародно на его богоизбранную голову шапку-венец? У владык
других земель есть свои обряды посвящения*, на Руси венчали бармами.
_______________