"Борис Васильевич Изюмский. Соляной шлях (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

яду, пока меня в преисподнюю за собой не уволок".
Путяту возненавидел давно - еще в юные годы, когда тот, похваляясь,
при гостях приказал слуге прижать ладонь с растопыренными пальцами к
дереву, а сам издали стрелял из лука, и стрелы впивались меж пальцев
Свибла.
...Ветер донес тревожный звон колокола. Путята нахмурился.
Свибл, вытянув длинную жилистую шею, напряженно прислушался, подумал:
"Как бы не по наши души".
Покорно склонившись, вышел из горницы.


ГНЕВ ПРАВЕДНЫЙ

После возвращения Евсеевой валки давно прошли семь метелей с семью
морозами, от которых трещали плетни; откатали снежных баб юные кияне,
отыграли в снежки.
Потом на пролесках цветы лилового ряста сменили голубые колокольца,
проковыляли по зеленым лугам стреноженные, отощавшие за зиму кони, и
дед-пасечник, достав из погреба на пробу один улей, выставил его на солнце
со словами: "Грейтесь, чада мои..." А там зашумел вербохлест, когда
матери, купая в вербном отваре детей своих болезных, просили: "Дай тела на
эти кости" - и девчата секли парубков лозой в белых барашках,
приговаривая:

Верба хлёст,
Бей до слез!
Будь здоровый,
Как вода,
А богатый,
Как земля!

Казалось бы, радоваться Ивашке и Анне приходу весны, а радости не
было. Что с отцом? Вот уже сколько месяцев, как он исчез. И как жить
дальше?
С осени морозы убили всю озимь. Бывало, в добрые годы вымахивала
она - заяц мог укрыться. А ныне сердце у киян разрывалось глядеть.
Кто имел хлеб - придержал его, понимая, что впереди еще большой
голод; цены на жито возросли почти в двадцать раз. Люди мерли, как мухи.
Мыши днем с писком вылезали из подполья.
Ивашку и Анну спасали от голода артельщики Евсеевой валки. Им Путята
выдал немного соли и жита, чтобы рты заткнуть. О Евсее же сказал:
- На власть руку поднял! В двух кулях на дне соль песком заменил...
Отсидит свое.
Такое наговорить на Евсея!
Иван привез Евсеевым детям кадь муки, хотя у него самого были
престарелые родители. Осташка - горстку соли. По секрету Хохря сказал
Ивашке, что отец его сидит в дальнем углу Путятова двора, в подземелье.
- Тысяцкий-то спереду ласкает, а сзаду кусает, - с горечью произнес
он. - И заметь, хлопченя, пчела ужалит - гибнет; Путята ужалит - еще злее
становится. Во лжи Киев погряз...