"Борис Васильевич Изюмский. Тимофей с Холопьей улицы (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

- Верно сказываю, - сохраняя серьезность, продолжает Кулотка. - А то,
робятки, еще вспомнил: стою я ономедни возле башни Детинца, ан женка
Марфутка на возу едет, разогналась - хочет башню сбить. Я гляжу: куда
башня полетит?
Новый взрыв хохота встречает и эту шутку.
- Ври, браток, да откусывай! - задорно прокричал Кулотке юнец с
лицом, обросшим первым пушком. - Тебя послухать: на вербе груша!
Кулотка повел бровью в его сторону:
- Тож мне - браток! Ближняя родня - на одном солнышке онучи сушили! -
И с серьезным видом, словно только что вспомнил наконец, где видел юнца,
добавил: - Да это ты через забор козу пряниками кормил: думал, что девка?
...К Отепя, где на высоком холме с крутыми склонами засели рыцари,
подошли в сумерках и обложили крепость со всех сторон полками.
Потекли ратные дни осады.
Одна сотня строила башни из бревен, другая неутомимо вела подкопы.
Осажденные перехватывали подкопы встречными рвами.
На четвертый день осады рыцари прислали новгородцам записку на
стреле: "Вам ли, свиньям, победить медведя? Пьет он воду из Двины, скоро
напьется из Волхова".
Мстислав, прочитав это послание, заскрежетал зубами.
- Из Волхова воды не выпить, в Новгороде людей не выбить! - гневно
сказал он и пошел к сотне, что возводила осадные башни: приказал строить и
ночью.
На десятый день осады новгородцы подкатили башни к стенам крепости и
из камнеметов стали бросать такие камни, что их едва поднимали четверо
воинов.
Осажденные с вала скатывали огненные колеса, норовя попасть в башни.
Отряду новгородских смельчаков удалось поджечь мост возле крепостных
ворот. Тогда тевтоны прислали Мстиславу в знак перемирия копье; ожидая
подкрепления, повели переговоры, стараясь затянуть их и выиграть время.
Новгородцы доверчиво поддались на эту хитрость; когда же увидели вдали
рыцарское подкрепление, оставили часть своих войск для продолжения осады,
а остальных повернули лицом к пришельцам.
Подоспел и шеститысячный отряд эстов, влившийся в новгородское
войско.


Наступила тревожная ночь. Каждому было ясно, что завтра - смертный
бой, и та обманчивая тишина, что притаилась сейчас вокруг, делала
предстоящее словно еще неизбежнее.
Кулотка и Тимофей, разбросав руки, лежали навзничь на заросшей ольхой
и пахучими кукушкиными слезами лядине, вырубленной в лесу для посева. Не
спалось. Июньские звезды помигивали в темном высоком небе. Зеленоватые
искры светляков казались отражением звезд. От земли исходила теплая
сырость, пахло лесной прелью. Временами где-то совсем близко тоскливо
кричала выпелица, шелестел крыльями полуночник-козодой. Собственно, тишины
не было. Лес жил своей особой, ночной жизнью, наполненной вкрадчивыми
шорохами, неожиданными звериными вскриками, писком летучих мышей, грузной
медвежьей поступью, мельканием бабочек-совок, и человек здесь казался
лишним и ненужным.