"Борис Васильевич Изюмский. Тимофей с Холопьей улицы (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

по-особому, словно зовя и убегая. И в этом мгновенном взгляде снизу вверх
были и лукавство, и робость. Улыбка вспыхивала застенчиво, радостно, будто
Ольга и не верила и надеялась на возможное счастье.
Она любила смущать Тимофея. Невинно распахнув глаза, приблизит их к
нему и скажет:
- Да ты погляди, погляди лучше! Очи-то у меня разноцветные!
Он бормотал, ошалело отворачивая голову, краснея:
- Да ну там...
Но все-таки глядел.
И правда, один глаз у нее темнее другого, почти синий. Но и это
нравилось ему, как и все в Ольге.
А она, довольная его смятением, тихо смеялась. И смех у нее был
какой-то особенный, воркующий.
Ольга сразу почувствовала свою власть над Тимофеем и гордилась, что
вот такого застенчивого, не похожего на всех, сделала ручным, привязала к
себе покорной тенью. Но стоило ей не видеть Тимофея несколько дней, как
она не только не скучала по нем, но даже переставала и вспоминать и
улыбкой "себе на уме" поддразнивала уже других.
Как-то Тимофей зашел к Мячиным с другом своим Лаврентием, и ему очень
не понравилось, что Лаврентий стал увиваться вокруг Ольги.
"Вот ты какой!" - сердито думал Тимофей, когда они возвращались от
Мячиных. Он решил не приходить больше сюда с Лаврентием, но через
несколько дней устыдился этой мысли и, виновато улыбаясь, спрашивал друга:
- Когда снова к Мячиным-то пойдем?


Многих удивляла дружба Тимофея с Лаврентием - сыном богача Незды.
Дружили они еще с малых лет, когда вместе совершали набеги на Нередицкий
холм, откуда открывался весь Новгород, бегали по земляному валу, что
опоясывал город, прятались в рябиновой чащобе и хмельниках.
Живой, быстрый в движениях, Тимофей везде бесстрашно заступался за
медлительного, неповоротливого Лаврушу.
В какие бы игры ни играли - в кожаный ли мяч, набитый мохом, в бабки
ли, - Лаврушу неизменно преследовали неудачи и над ним издевались за
нерасторопность, неумение, за то, что неуклюже бегал, переваливаясь на
коротких ногах, издевались над тем, что торчат у него большие уши,
лоснится круглое жирное лицо. Мальчишки, даже меньшие возрастом, били
Лаврушу, требовали за проход по улице пряников. Только заступничество
Тимофея спасало его от этих притеснений.
И Лавруша как умел отвечал привязанностью. Однажды Тимофей, прыгая с
забора, насквозь проколол себе гвоздем ногу. Обеими руками сдернув ее с
гвоздя, он скатился на землю, стал прикладывать к ране пучки травы.
Подбежавший к нему Лавруша, ни мгновения не колеблясь, стащил с себя
рубаху, рванул ее, протягивая другу холщовые полосы, забормотал:
- Бери, бери...
Да, как ни удивлялись на улице этой дружбе, а она не прекращалась и с
годами даже крепла.
Пролетело отрочество... Тимофей очень вытянулся, под рубахой у него
проступали острые лопатки, а на лице со впалыми щеками, резко очерченным
подбородком, широкими, сухими, словно от неутоленной жажды, губами,