"Борис Изюмский. Алые погоны" - читать интересную книгу автора

цепным псом танк: немцы всю ночь то заводили, то глушили мотор. Провыла
собака в деревне. Взметнулась ракета и, отсырело дымя, приковыливая, пошла к
земле, волоча перебитый хвост. На востоке, над большим городом, лежащим
далеко позади наших окопов, закружили светляки зениток, и, как сейчас,
выхватывая из темноты куски неба, вспыхивали бесшумные взрывы. А наутро, во
время атаки, его ранило в грудь осколком снаряда, навылет. Ничего, все
обошлось... Даже хрипов нет... Но казалось: между той ночью и этой легли
годы, долгие, как ожидание атаки в промерзшем окопе.
"А ведь настанет время, - подумал Веденкин, и от этой мысли стало
тепло, - придет ко мне вот такой Илюша, попросит: "Виктор Николаевич, дайте
рекомендацию в партию". Поручусь, как за сына... И в нем будет продолжение
меня самого, он завершит то, что я не успел сделать".
... Илюша Кошелев в это время, уложив на тумбочке китель и брюки,
нырнул под одеяло, свернулся калачиком. Пред глазами проплыли: Надюша,
приветливо помахивая рукой; сестрица Даша, Виктор Николаевич в синем
свитере... Густой туман стал заволакивать их лица. Илюша подумал об учителе:
"Я за него в огонь и в воду... тетя Фрося..." - и, счастливо улыбаясь,
уснул.


ГЛАВА III

Глубинное течение

Отделение, показавшееся Боканову в первый день его знакомства с ним
таким одноликим, на самом деле было очень разнохарактерным. Год совместной
жизни объединил ребят лишь первой непрочной связью, раскрыл слабости и
достоинства каждого, настоящей же дружбы еще не принес. Любили
левофлангового - безобидного балагура Павлика Снопкова; уважение вызывал
талант Андрея Суркова, который умел хорошо рисовать; Геннадия Пашкова,
генеральского сына, изнеженного и заносчивого, сразу прозвали "Осман-Пашой".
Его недолюбливали, хотя считали лучшим рассказчиком приключенческих повестей
и рассказов. Особым было отношение к Савве Братушкину - над ним, правда,
подтрунивали: "задавака", "форсун", но склонны были снисходительно видеть в
его слабости не гонор, как у Пашкова, а лихость.
Стремление обратить на себя внимание принимало у Саввы уморительные
формы, а порой доставляло ему даже неприятности. При игре в футбол, желая
сам забить мяч, Братушкин часто получал от судьи штрафные за авсайд, так как
находился на запретном поле или нарочито прихрамывал. В прошлую зиму -
бесснежную и морозную - Савва до тех пор не опускал на прогулках наушников
шапки, пока не отморозил ухо.
Расписывался он с выкрутасами, облакоподобными росчерками, в скобках
поясняя печатными буквами - Братушкин. А при ходьбе вне строя - правой
ногой, казалось, ввинчивал что-то в пол и немного раскачивался по-матросски.
Старшим в отделении был грудастый, квадратный Василий Лыков, большой
любитель покушать и поспать. В перемену он, вобрав короткую шею в плечи и
немного склонив на бок голову с белой отметиной, чуть повыше уха, - разминал
мускулы приемами бокса и, оттопырив мясистые губы, наносил, удары невидимому
противнику. В парте у этого "дитяти" была спрятана двухпудовая гиря, которую
он на свободе, играючи, подбрасывал и ловил на лету.