"Борис Изюмский. Алые погоны" - читать интересную книгу автора

Черкашина, пожилого, рассудительного телефониста Андрона Шмулевого - и
взгрустнул: встретятся ли? Как они там? Жаль, что без него заканчивают
войну...


ГЛАВА II

В гостях у майора Веденкина

Как не хочется зимним утром сбрасывать теплое одеяло и, словно окунаясь
в охлажденный за ночь воздух спальни, спрыгивать с постели. А труба
неумолимо настаивает:
- Подъе-е-м! Подъе-е-м!
Илюша плотнее натянул на голову одеяло. Свернуться бы калачиком, не
слышать противного голоса старшины, скрипуче повторяющего вместе с трубой:
- Подъе-е-м!
Ну, хотя бы дал до десяти просчитать, хотя бы не заметил под одеялом и
прошел мимо.
- Подъе-е-м!
Одиннадцатилетний Илюша Кошелев легко привык к режиму училища. Ему
нравилось повторять приказание офицера, громко отдавать рапорт в дни
дежурств, прощаясь с учителем, чеканить весело:
- Сча-стливого пути, товарищ преподаватель!..
Но сразу вскакивать утром по зычному зову трубы и бежать на зарядку -
было самым тяжелым испытанием. Когда голос старшины раздался прямо над
головой, Илюша отчаянным жестом отбросил одеяло и сел на койке, протирая
сами, собой склеивающиеся глаза.
Маленький, быстроглазый, с крупными оттопыренными ушами (таких мамы
называют "лопушками"), он очень походил на степного тушканчика, вынырнувшего
на зорьке из норы.
- Воспитанник Кошелев, - строго сказал старшина, - вы задерживаете всю
роту...
- Я сейчас, - виновато заморгал Илюша и окончательно проснулся.
Со двора доносились звуки марша: оркестр торопил выходить на прогулку.
Мороз пощипывал лицо, и дежурный по училищу, подполковник Русанов, разрешил
опустить наушники. Было еще совсем серо, почти темно. Свет электрических
фонарей с трудом пробивал предутреннюю мглу. Оркестр заиграл что-то веселое,
и черные фигуры на плацу зарезвились в беге, высоко подбрасывая колени.
Зарядка стряхнула с Кошелева остаток сонливости. Он возвратился в
спальню, заправил по-армейски койку и полюбовался ею, отступив немного
назад. Видно, что-то ему не понравилось, он заново взбил подушку и осторожно
пригладил края одеяла.
В коридорах пахло свежевымытым полом, сыроватой глиной затопленных
печей и едва ощутимо - сапожной мазью.
В черных брюках с алыми лампасами, в белой нательной рубашке из тонкой
байки, Кошелев торопливой трусцой пробежал в туалетную комнату почистить
ботинки.
Здесь, в стороне от подставки для чистки ботинок, Павлик Авилкин и
Максим Гурыба натирали мелом пуговицы гимнастерок: Максим - прямо на себе, а
Павлик, сняв гимнастерку, продевал ее пуговицы в дощечку, на которой была