"Юрий Ячейкин. Груз для горилл" - читать интересную книгу автора

ТАЙНАЯ РУКОПИСЬ И ДВА ОБГОРЕЛЫХ ЛИСТКА

Дело было ясным, как на ладони. Со времен незабываемого (не вспоминать
бы на лихую беду к ночи) короля Генриха Вешателя судопроизводство в Англии
было упрощено до быстродействующей формулы: кое-какое обвинение -
короткий, однозначный приговор - виселица. Чтобы другим неповадно было...
Завтра утром он, коронер ее величества Джон Шорт, отведет преступников и
свидетелей к окружному шерифу и до вечера, даст бог, увидит всю троицу на
перекладине с высунутыми лживыми языками. Не забыть бы только прихватить
уважаемого Хинта. Пускай старый пират, который очень горюет по Кристоферу,
утешится, по крайней мере, этим зрелищем. Старику оно будет приятным...
Однако, хотя дело, собственно, было выяснено, Джон, как человек
усердный и добросовестный, все-таки решил просмотреть бумаги, найденные в
чемодане погибшего.
Неожиданно, по неизвестной причине, перед его глазами появился образ
аккуратной и миловидной вдовы Булль с чистым, ласковым, по-женски мягким
лицом, которому единственное, что не шло, - так это лить слезы, потому что
из-за них сыреет нос и краснеют глаза. Но одновременно его почему-то
возмутили похвальные слова о ней этого толстопузого шута. "Черт бы его
взял! - выругался мысленно неспособный к самоанализу, честный Джон. - А
сынок у Элеоноры тоже славный мальчишка. И уважает меня как родного
отца... Честное слово, уважает-таки!" А еще перед его глазами почему-то
предстало его тихое холостяцкое жилье, куда и возвращаться-то нет охоты, и
он, чтобы отогнать неожиданную грусть, решительно пододвинул к себе
рукопись. На первом листе было обозначено: "Наставления для тайных
агентов". Это, понятное дело, сразу заинтересовало Джона, и он начал
читать:

"КАК РАЗОБЛАЧАТЬ СТОРОННИКА ЕРЕТИКОВ
Первое. Те, кто тайно наведываются к ним в тюрьму и шепчутся с ними и
приносят еду, берутся под подозрение как их приспешники и сообщники.
Второе. Те, кто очень переживают из-за их ареста или смерти, были,
очевидно, особенно близкими их друзьями при жизни. ("Это верно", - подумал
коронер, вспомнив печаль Джона Хинта.) Ведь быть долго в дружбе с еретиком
и не видеть его ереси маловероятно. Третье. Если кто-нибудь распространяет
слухи, будто еретики несправедливо осуждены, когда на самом деле они были
разоблачены или даже сами признали свою ересь, тот, очевидно, одобряет их
учение и допускает ошибку в действиях церкви, которая их осудила.
Четвертое. Если кто-то начнет осудительно смотреть на преследователей
еретиков и на старательных разоблачителей, и это при желании можно увидеть
по глазам, носу или по выражению лица, или будет пытаться прятать свои
глаза, тот берется под неусыпное наблюдение, потому что имеет зло на тех,
кто опечалил его сердце так больно, что это видно даже по лицу, и любит
тех, за которых так переживает. Пятое. Если кто-то будет уличен в том, что
тайком ночью собирает, будто реликвии, кости спаленных еретиков, - ибо
они, вне сомнения, считают великомучениками всех, чьи кости собирают как
святыню, - то такие особы - еретики, как и те, что..."

Эти наставления взволновали и насторожили Джона, потому что, прежде
всего, он сам в глазах католической церкви был еретиком, и еще совсем