"Светлана Ягупова. Фантариум (Авт.сб. "Ладушкин и Кронос")" - читать интересную книгу автора

на нем кадры из собственной жизни. Вот с чемоданчиком, в штапельной
макси-юбке, она впервые перешагнула порог общежитской комнаты и села в
раздумье, рассматривая свое новое жилище. Чье-то рыжее, в сплошном
цветении веснушек лицо проступило на кафельных плитках, и вот уже сама
Клавка Шапкина вылезла откуда-то из печного поддувала огненной чертовкой и
закружилась по комнате, разбрасывая вокруг пестрые наряды.
Захотелось Чесноковой поднести к глазам бинокль, чтобы получше
рассмотреть небесное кино, потому что экран вдруг замельтешил, пошел
полосами, а затем и вовсе исчез. Проснувшись, она увидела на тумбочке
темно-синий пластмассовый цилиндр и вспомнила, что сегодня исполнилось ей
двадцать семь. Осторожно потрогала цилиндр, повертела в руках, наконец
сообразила - подзорная труба. Коротко хохотнула оттого, что будто кто
продолжил ее сон, и глянула в трубу на тяжелую бронзовую люстру под
потолком. Заходила, заплясала труба в ее руках, и Чеснокова поспешно
отложила ее, не совсем понимая, смех душит ее или слезы - так переплелись
в ней признательность к девчатам и печаль-обида на свое затяжное
девичество, при котором уже дарят не предметы домашнего уюта, а такие вот
нелепые для молодой женщины вещи, как эта подзорная труба, более
подходящая юному астроному из дома пионеров.
От такой несправедливости судьбы родился в Чесноковой протест, и она
долго не прикасалась к трубе. Уже и на нижнем, и на верхнем этажах все
пересмотрели в нее и на луну, и на звезды, а она отмахивалась от подарка,
чем вызвала в конце концов недоумение и обиду подруг. Все знали, что она
увлекается астрономией, и в курортной библиотеке, где работает методистом,
часто организует выступления отдыхающих в санаториях астрофизиков, отловом
которых занимается упорно и вдохновенно. Так что подарок попал по
назначению, смешно, если бы достался кому другому.
Два месяца прошло, когда наконец Чеснокова вытащила трубу из шифоньера,
куда запихнула подальше от глаз, и полезла на чердак. То ли случилась с
ней какая душевная перемена, то ли в природе что-то произошло и слегка
коснулось ее, но теперь чуть ли ни каждый день с наступлением сумерек
Чеснокова, прихватив трубу, взбиралась наверх по гулкой железной лестнице,
прилепленной к внешней стенке дома, и долго сидела там в одиночестве,
среди мышиных шорохов и голубиной воркотни.
Поначалу, опершись о подоконник пыльного оконца, она делала вид, что ее
не интересуют ни луна, ни звезды, и назло себе и еще неизвестно кому
направляла трубу не вверх к небу, а на светящийся множеством окон фасад
девятиэтажки напротив, где в прошлом году ей обещали, но так и не дали
квартиру. Потому что к тому времени ее коллега, библиограф Верочка
Меркулова, вышла замуж, и молодоженам нужно было где-то жить, а мичман
Еремин, с которым у Чесноковой был трехлетний бесплодный роман, ушел к
своей бывшей жене.
Чеснокова понимала, что занимается нехорошим делом, заглядывая в чужие
окна, но, как бы приобщаясь к чьей-то незнакомой жизни, не так тяжело
переносила собственные неурядицы. На двадцать восьмом году - скажем прямо,
поздновато, - она вдруг сделала открытие, что можно жить в квартире со
всеми удобствами, иметь мужа и ребенка и в то же время быть одинокой. Эту
житейскую тайну ей поведало окно с желтыми портьерами на втором этаже.
Портьеры почему-то никогда не закрывались, лишь слегка обрамляли балконную
дверь и окно, и в подзорную трубу было отчетливо видно, как по комнате из