"Елена Якобсон. Пересекая границы (Революционная Россия - Китай - Америка) " - читать интересную книгу автора

театр, представления которого пользовались немалым успехом. Его сестра Вера
Бринер была известной в 1940-х годах певицей.
Мы въехали в Харбин по советским паспортам. Пока отец работал главным
врачом Центральной больницы, мы были обязаны жить среди "своих" и не
общаться с эмигрантами. Мне это было нетрудно, поскольку после московской
школы я считала себя советской девочкой и имела определенные взгляды на то,
что в этом мире "хорошо", а что - "плохо ".
Нас привезли в "Гранд-Отель", самое шикарное место из всех, что я
когда-либо видела, но я реагировала очень сдержанно и молчала все время,
пока мы шли по застланному ковром коридору к нашим комнатам. Увидев чистую,
белую, фарфоровую ванну, мама чуть не разрыдалась.
-Наконец-то, - воскликнула она, - цивилизация!
- Но, мама, - возмутилась я, - это же буржуазное упадничество! Бедные
китайские рабочие голодают...
- Елена! - строго сказала мама. - Мы уже тысячу лет не мылись в ванне!
А ты вообще никогда не мылась в настоящей ванне!
Меня не так-то легко было соблазнить, хотя ванна и блестела очень
привлекательно. Демонстрируя чувство товарищества, я пожала руку каждому из
китайских слуг, и они ушли, прыская со смеху. Некоторое время мы жили в
гостинице, и мое возмущение росло при обнаружении каждого нового признака
роскоши и комфорта. К тому же я очень смущалась тем, что не умела себя вести
во всем этом великолепии, особенно в общей столовой. Мама успокаивала меня и
говорила: "Просто смотри, как ведут себя другие, и делай так же". Ни у кого
из нас не было подходящей одежды, в которой не стыдно было бы появиться в
такой обстановке. К нам приставили женщину, чтобы она помогла маме
сориентироваться в магазинах, но я все это решительно отвергала, с меня было
вполне довольно моего бесформенного, серого, советского одеяния.
Позже мы узнали, что женщине этой поручено было наблюдать за нами и
сообщать о любых политически некорректных поступках. Мама сначала терпела
мое противодействие моде, но скоро ей надоело слушать мои постоянные
замечания об "эксплуатируемых китайских рабочих" и "буржуазном
упадничестве". Она использовала преимущество своего положения и заставила
меня одеться "подобающим образом", как все. Все же я отвергла выходные
платья с оборками и согласилась, хоть и неохотно, только на юбки, кофты и
блузки.
Дом в Новом городе, в который мы въехали, по советским стандартам был
просто невероятным. Были отдельные комнаты для меня и для сестры, большая
спальня для родителей, гостиная с камином, кабинет для отца, кухня и за ней
две комнаты для слуг (там жили китайский повар с мальчиком-подмастерьем и
русская няня моей сестры), большой двор и чудесный сад перед домом. Для мамы
и папы в этом ничего удивительного не было - они как бы вернулись к своему
прежнему, дореволюционному образу жизни, но мне трудно было приспособиться к
такой перемене; принять весь этот комфорт в то время, как мои сограждане в
советской России терпели лишения, я переживала идеологический конфликт и
очень скучала по московским друзьям и родственникам.
Мы приехали в декабре; после рождественских каникул меня отправили в
школу. Это была советская школа, которой управляла китайско-советская
администрация по делам детей служащих Китайско-Восточной железной дороги.
Мальчики и девочки ходили в одну и ту же школу, но сидели в разных классах.
Либеральные советские методы преподавания, которые я испытала на себе в