"Елена Якобсон. Пересекая границы (Революционная Россия - Китай - Америка) " - читать интересную книгу автора

Москве, еще не дошли до Харбина, и наши учителя учили нас по-старому, с
сильным упором на строгую дисциплину. Мы носили форму, должны были идти в
классы парами и вставать из-за парты, обращаясь к учителю. Я считала все это
абсолютно ненужным и возмущалась требованиями выучивать что-либо наизусть и
тем, что отметки часто зависели от зубрежки.
Мама же считала перемену в моем школьном образовании Божьим даром.
Каждый день она поджидала моего возвращения из школы и помогала мне
осваивать трудные предметы. Прекрасно понимая, что до сих пор мое
образование было отрывочным и несистематическим, она хотела, чтобы я
наверстала упущенное, делая дома больше, чем задавали в школе. Мама также
нашла возможность для меня продолжать брать уроки игры на рояле, которые я
начала еще в Москве.
Я сразу же вызвала интерес к себе одноклассников как появившаяся в
середине учебного года "новенькая", к тому же несколько странного поведения.
На уроках рукоделия, обязательных для всех девочек, я упрямо отказывалась
брать в руки иголку, к немалому удивлению учительницы, никак не ожидавшей
такого непослушания от тихой новенькой ученицы. Она, конечно, не
подозревала, что я еще никогда в жизни иголки в руках не держала, а когда
это выяснилось, я чуть не умерла от стыда. И до сего дня у меня не
получается прямой шов. Однако благодаря этому эпизоду я подружилась с
девочкой, которая очень меня пожалела. Она подошла ко мне и сказала, что
тоже не любит шить. Елена Зарудная стала моей лучшей подругой и остается ею
до сих пор.
Потом, уже привыкнув к школьным порядкам, я отличилась в классе по
сочинению. Нам задали написать дома сочинение на тему "Важная роль воды в
жизни человека". С маминой помощью это эссе превратилось в
тридцати-пятистраничный трактат, поразивший мою учительницу. Она прочитала
его вслух всему классу, и пошли разговоры о том, что я "писательница".
Каковы бы ни были достоинства этого сочинения, писательницей я себя уж точно
не считала. Я не смогла бы написать эти тридцать пять страниц, если бы рядом
со мной не сидела мама. Хотя у меня появилось в школе несколько друзей, я не
стремилась участвовать во внеклассных мероприятиях, вступать в клубы или
кружки. Раз в месяц эти кружки устраивали очень популярные среди мальчиков и
девочек танцевальные вечера, но я не умела танцевать и не собиралась опять
выставлять себя на посмешище.
В наш первый год в Харбине мне не разрешали гулять одной по улицам, что
я так любила делать в Москве. Не было и московского двора, где можно
наблюдать за всякими интересными происшествиями. Моя комната была моей
крепостью. Зимой, когда из пустыни Гоби через маньчжурские степи задувал к
нам ледяной ветер, я часами сидела в своей комнате, согретой голландской
печью, за которой присматривали слуги-китайцы, и исписывала страницы
дневника рассуждениями о целях и назначении моей жизни. Я все еще надеялась
вернуться когда-нибудь в Россию и не могла понять, почему мои родители были
так решительно настроены против нового советского порядка. Я считала, что
они должны с пониманием относиться ко вполне понятной враждебности по
отношению к ним, представителям классовых врагов, и трудиться вместе с новым
режимом на благо будущей России.
Сейчас, перечитывая дневниковые записи тех лет, я отмечаю и детали
жизни обычной девочки-подростка, которая хихикает, шепчется и делится
слухами с подружками, вникает во все их сердечные тайны, бегает в кино и