"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу авторапридет счет, его покроют из остатков моих денег, которые были расписаны до
последнего пенса. Я скосил глаза в бумагу и увидел сумму. - Речь идет, насколько понимаю, о двадцати фунтах? - Это только за консультацию. Процедуры оплачиваются отдельно. Лучше бы она этого не говорила! - Боюсь, колледж не станет оплачивать мои больничные счета, - попытался схитрить я. - Тогда вам придется заплатить самому. Распишитесь. Я не шевельнулся и впал в привычное оцепенение. Прошло время. Наконец она спросила: - С вами все в порядке? - Я не буду платить, - повторил я упавшим голосом. - И колледж тоже не будет. Тут не может быть никаких сомнений. Сейчас она захлопнет свою папку и уйдет. Что ж, я сделал выбор. - Это я уже поняла, - терпеливо сказала она. - Вам надо лишь поставить свою подпись. - И тогда меня примет доктор? - Конечно. - Но кто будет платить?! Ее взгляд говорил, что мне надо лечиться совсем от другой болезни. Меня провели в кабинет с кушеткой, покрытой узкой бумажной простыней. - Вы не возражаете, если здесь будет присутствовать практикант? - спросил доктор для проформы. Конечно, не возражал. Потом я боком лежал на простыне, неудобно поджав ноги, а они что-то что свежие носки, надетые мной перед самым выходом из дома, пахнут потом. Минуту спустя я про все забыл и едва не кричал от боли. Short instrument... Long instrument, - доносились слова доктора, предназначенные то ли для моего успокоения, то ли для вразумления практиканта. Доктор вышел, практикант остался за моей спиной, придерживая разрывавший мне кишку short instrument. - Кем вы работаете? - спросил он, желая, вероятно, смягчить тяжесть моего положения. - Пишу... писатель, - промычал я. У меня просто не было сил придумывать другое, а слово writer значит, как известно, все, что угодно: от написания романов до сочинения инструкций по использованию мыла. - Ого! Как Лев Толстой? - хихикнул догадливый юноша. Вернулся доктор, и пытка возобновилась. Когда меня наконец отпустили, было такое чувство, что внутри разрушены какие-то жизненно важные органы. Больше никто мной не интересовался. Весь в холодном поту, я шел к выходу по узкому коридору, затем через многолюдный зал. Люди глядели на меня внимательно и расступались, дава дорогу. Их лица расплывались и не задерживались в сознании. Мне хотелось в туалет. С чьей-то помощью отыскав наконец уборную, я тут же убедился, что мои старания напрасны: я ничего не мог. Это открытие повергло меня в ужас. Пытаясь преодолеть немощь, уже одетый в пальто, я долго стоял в душной кабинке, пока не почувствовал, что свалюсь сейчас в обмороке... Простите мне, добрый друг, что столь длинно и со всеми малоприятными подробностями рассказываю вам эту отнюдь не романтическую историю. |
|
|