"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

пунктуального и снисходительно-бесстрастного, возвышающегося посреди бурь
и отчаянных воплей как скала.) Администрация же, в свою очередь, заверила
посольство, что намерена в ближайшем будущем направить значительные
средства на улучшение студенческого быта.
Я-то читал это не как английский обыватель. Я оставался внутри системы,
знал действующих лиц и мог со стопроцентной уверенностью прогнозировать
события.
И когда я добрался до конца статьи, меня просто трясло. Мне хотелось
целовать руки отважным наивным девушкам и гнать поганой метлой сытых,
ироничных британских бюрократов...
Оторвавшись наконец от газеты, я поразился необыкновенной тишине в
комнате. Днем рама одного из окон бывала у меня обычно приподнята; с
прилегающих к колледжу улиц постоянно доносились привычные звуки города,
изредка возмущаемые резким воем полицейских сирен. В то утро было особенно
шумно:
гомонили рабочие, зачем-то огораживая газон белым шелковым шнуром;
суетились пожилые привратники, надевшие ради торжества свои ордена;
взволнованно переговаривались облаченные в мантии преподаватели, собираясь
для торжественной церемонии; прошел в часовню в сопровождении наставников
строй мальчиков в ало-белых ризах- церковный хор...
Чужая, далекая от меня жизнь. Я не судил чувства верноподданных
британцев, но и не мог их разделять... Внезапно наступившая тишина
подавляла, как перед грозой. Я подошел к окну. В ворота въехал желтый
полицейский на желтом мотоцикле. Он остановился в дальнем углу двора. За
ним показался большой старомодный черный автомобиль с британским флагом на
капоте, подъехавший прямо к парадному крыльцу, где столпились встречавшие
во главе с деканом колледжа.
На почтительном расстоянии этот автомобиль сопровождали еще три машины;
одна из них встала прямо под моим окном, из нее вышел человек в штатском,
с портативным радиотелефоном, и принялся внимательно оглядывать двор.
Издали мне трудно было разглядеть, что происходило на крыльце, когда
королева вышла из машины. Из боковой калитки во двор вдруг хлынул народ -
городские зеваки, ожидавшие приезда королевы на улице: дамы в шляпках,
мужчины при галстуках... Они перемешались на газоне со студентами и
персоналом колледжа. Ровный изумрудный ковер, на который в обычные дни
никто не смел ступить, в один миг превратился в бурое месиво. Люди
выстроились со стороны газона вдоль шнура - только теперь я догадался о
его назначении, - и королева начала свой обход. Каждому она подавала руку
и говорила с улыбкой какие-то фразы. Я не слышал слов, но мог хорошо ее
разглядеть. Она была на этот раз в белом костюме и белой круглой шляпке, с
традиционным букетом. Лицо умное и приветливое: ни следа официальности, ни
тени фальши. Она казалась матерью, опечаленной большим горем и находящей
единственное утешение в любви к своим детям - всем тем, кто был сейчас
перед ней. Люди на газоне улыбались не слышным мне приветственным словам,
время от времени раздавались всплески аплодисментов. Я вспомнил, как в
разговоре с вами назвал ее однажды простоватой, а вы с несвойственным вам
раздражением возразили: Это премьеры у нас простоватые, они приходят и
уходят, ничего не умея сделать, а ей достается расхлебывать... Теперь я
видел ее простой, но не простушкой.
Я наполовину свесился из окна. Никто внизу не обращал на меня внимания - ни