"Юрий Яковлевич Яковлев. Неприкосновенный запас (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

деревней Фуники. А тот, московский адрес практического значения не имел.
До него надо было еще довоевать и остаться в живых...
- Тогда справьтесь у старшины. - Комбат посмотрел на Илюшина
большими, словно обведенными темным ободком глазами и заговорил
неестественно тихо, другим голосом: - Видите ли, похоронную ей пришлют...
Но после политотдела вы можете зайти к сестре... Дорожко. Вы поезжайте в
Москву. Возьмите у старшины паек дней на пять. Для сестры. И подбодрите
ее. О смерти брата лучше узнать от человека, чем из бумажки.
Илюшин сидел на табуретке и внимательно слушал комбата. Его удивляли
незнакомые теплые нотки в голосе командира. Бледное, вытянутое лицо
лейтенанта впервые показалось ему мягким и уступчивым, а в глазах пропал
строгий холодок. Илюшин всегда думал, что комбат умеет только приказывать,
покрикивать, подавать артиллерийские команды, песочить. Сейчас командир
разговаривал так, словно под стеганым ватником у него была не гимнастерка
с кубарями на петлицах, а простая гражданская рубаха с галстуком. Эта
перемена не укладывалась в сознании красноармейца, как и все события
сегодняшнего дня.
- Вот так, - сказал лейтенант, и это "вот так" подводило черту
разговора. Теперь на командире снова чувствовалась военная форма.
Илюшин поднялся.
- Разрешите идти?
- Идите! Завтра к десяти ноль-ноль быть на батарее.
- Есть!
Красноармеец повернулся и хотел щелкнуть каблуками, но на ногах были
беззвучные, подшитые войлоком караульные валенки.
Хотя фронт придвинулся к самому каналу, шестая батарея оставалась
маленьким островком, до которого в полной мере не докатилась тяжелая волна
войны. Была бесконечная изнуряющая бессонница: по десять тревог в сутки.
Были короткие стычки с немецкими самолетами. Была осточертевшая мучная
болтушка в котле. И вместе с тем шестая батарея не видела ни одного
немца - самолеты не в счет! - и на землю ее огневой позиции не пролилось
ни капли крови.
Все это помогало Илюшину - красноармейцу первого года службы - долгое
время оказывать внутреннее сопротивление войне. Со смертью друга к Илюшину
вплотную подошла настоящая война.
С батареи Илюшин направился в дивизион. Получил пакет. Расписался в
получении и минут через двадцать был уже на станции. Но поезда пришлось
ждать около двух часов. Илюшин ходил по большой ледяной платформе и все
думал о погибшем друге. Порой ему начинало казаться, что их вместе послали
в Москву и что Дорожко отлучился и сейчас появится на платформе. А может
быть, он остался на батарее и сейчас в кургузом ватнике, с котелком в руке
бежит рысцой в столовую... Их связывало очень многое, и смерть Коли
Дорожко не смогла сразу обрубить все нити.
Так в брошенном блиндаже вдруг зазвенит зуммер забытого телефона. Но
никто не снимет трубку, никто не прокричит в микрофон: "Сокол слушает!"
Нет Сокола.
Илюшин ходил по перрону, пока не пришел поезд. Тогда он протиснулся в
вагон, бережно держа под мышкой сверток с пайком. В углу горела чугунная
печурка. Этот маленький благодатный оазис тепла был окружен тесным кольцом
пассажиров, севших в поезд на предыдущих станциях. На весь вагон тепла не