"Юрий Яковлевич Яковлев. Тяжелая кровь " - читать интересную книгу автора

- Я должен умереть!
- Почему ты должен умереть?
- Потому что я люблю... ее.
- Любят не для того, чтоб умирать, - сказала я.
- Но я должен умереть. Я не могу ей даже сказать... слово.
Кирюша отвернулся.
- Хочешь, я ей скажу?
Он решительно замотал головой.
- Почему же, Кирюша?
- Зачем ей заика, если она такая прекрасная, - ответили мне Кирюшины
губы.
Я не стала расспрашивать Кирюшу о предмете его любви. Я давно
догадывалась.
- Если не умереть, то уехать, - примирительно сказал он.
- Куда ты уедешь?
- Все равно куда. Страна большая. Понимаете, она смеется надо мной. Я
сказал ей: "Приходи к мосту. Мне надо с тобой поговорить".
"Поговорим здесь".
"Нет. Приходи к мосту".
Я ждал ее полчаса на мосту. Она пришла и говорит:
"Что ты мне хотел сказать?"
Я молчал. Я не то что заикаться, говорить не мог. Тогда она сказала:
"Говори, а то я уйду. Мне некогда".
Ей было некогда, а я совсем растерялся. Хотел сказать, что она самая
прекрасная в мире, а получилось так: "Ты мне нравишься... Давай с тобой
дружить".
"Мы и так с тобой дружим".
Мы, конечно, с ней дружили, но не так. Я сказал:
"Я прочитаю тебе стихи!"
Она очень удивилась, но сказала:
"Читай".
"Сейчас прочитаю".
И тут, как назло, я забыл все до последней строчки.
"Читай, читай!"
Я молчу. Тогда она вдруг обиделась:
"Ты решил подшутить надо мной?"
"Нет".
"Ну, я пошла. Ты решил тридцать четвертую задачу?"
И она убежала. Что мне делать? Она ничего не поняла.
- Не вешай голову, Кирюша, - сказала я. - Придет время, и она поймет
тебя.
И когда у кирпичной стены наши глаза встретились, что-то дрогнуло во
мне и смутная мысль обожгла меня: не предаю ли я сейчас Кирюшу? Я опустила
глаза, и когда подняла их снова то встретилась взглядом с Дубком.
Его фамилия была Дубок, и все звали его не по имени, а по фамилии,
потому что он больше походил на прозвище: он был маленьким, плотным,
упрямым. И на лбу у него было две выпуклости, как у бычка, у которого
прорезаются рожки.
Этот Дубок жил в атмосфере подвигов, которую сам для себя постоянно
создавал, разогревая свое легкое воспламеняющееся воображение. Однажды,