"Юрий Яковлевич Яковлев. Тяжелая кровь " - читать интересную книгу автора

то ли сам колебался, то ли испытывал меня.
Потом он сказал:
- Одного часового убили четверо юношей... Это вполне могли сделать и
трое. Не правда ли?
- Правда, - отозвалась я.
- А один мог быть задержан случайно. Могло ведь так случиться?
- Могло, - с готовностью подтвердила я.
На меня нашло материнское ослепление. Никого вокруг не существовало.
Только мой сын. И для того чтоб он был, я готова была на любое признание,
на любой поступок. Пропала гордость. Обязанности перед близкими людьми.
Только бы он жил! В надежде выиграть, я играла с Мейером в игру, которую
он мне предложил.
Комендант покосился на часы и сказал:
- Вам придется поторопиться, госпожа учительница, казнь произойдет
через пятнадцать минут.
- Куда мне бежать?
- Бежать не нужно. Вас довезут на автомобиле. Тут недалеко. Километра
полтора. - Он крикнул: - Рехт!
Появился длинный, худой Рехт. Получил распоряжение. Я пошла за ним,
даже забыв поблагодарить господина Мейера. Мне казалось, что Рехт идет
очень медленно, и все время хотелось потянуть его за рукав, но я боялась
испортить дело.
Жаркая, слепящая радость обволокла меня. Я спасла сына!
Мальчики стояли у освещенной солнцем кирпичной стены. Их было
четверо. Все четверо - мои ученики. Они были такими, какими я привыкла их
видеть всегда. Только неестественно бледны, словно припекающие лучи не
касались их, а скользили мимо. И со стороны казалось, что четверо ребят
загорают на солнце.
Машина остановилась. Я нетерпеливо спрыгнула на землю. Вслед за мной,
согнувшись вдвое, из машины выбрался длинноногий Рехт. Он распрямился и
крикнул:
- Сын госпожи учительницы может отойти от стены! Который из вас сын
госпожи учительницы?
Мой сын не шелохнулся. Он стоял неподвижно, как будто команда Рехта
его не касалась. Тогда я сделала еще несколько шагов и встретилась
взглядом с Кирюшей.
Его карие глаза смотрели на меня пристально и печально. В них
светилась какая-то неистребимая детская доверчивость, обращенная ко мне. Я
почувствовала, что ему хочется взять меня за руку - тогда ничего не будет
страшно.
Кирюша сильно заикался, и я любила его больше остальных учеников, как
мать любит больше хворого ребенка. Я любила его за беспомощность и
всячески старалась облегчить его участь. Кирюша всегда держался около
меня - так он чувствовал себя уверенней.
Однажды он взял меня за руку и повел в дальний угол школьного сада:
он боялся, что его услышат. Кирюша долго не решался заговорить. Краснел,
отворачивал голову.
Я сказала:
- Повернись!
Он через силу повернулся ко мне и сказал одними губами: