"Генри Джеймс. Письма Асперна" - читать интересную книгу автора

отчетливо помню всю смену волновавших меня чувств, вплоть до легкой и
неожиданной тревоги, которую я испытал, обнаружив, что в комнате нет
племянницы. С ней я успел освоиться за короткий вчерашний разговор, но
тетка, эта тень, явившаяся из прошлого, так устрашала меня, что, сколь ни
желанным было для меня это свидание, я предпочел бы не оказаться с ней
наедине. Что-то в ней было странное, что-то словно буквально не от мира
сего. Потом меня точно кольнула мысль, что в сущности я вовсе ее не "вижу
перед собой", так как над глазами у нее торчит безобразный зеленый козырек,
не хуже маски скрывающий почти все ее лицо. Мне даже пришло было в голову,
уж не нарочно ли она его надела, чтобы беспрепятственно разглядывать меня,
сама оставаясь невидимой. А может быть, за этой маской прячется жуткий лик
смерти? Божественная Джулиана в виде оскаленного голого черепа - на миг это
видение возникло передо мной, но тут же растаяло. Потом я подумал о том, что
ведь она и в самом деле невероятно стара - так стара, что может умереть в
любую минуту, не дав мне времени добиться намеченной цели. Но тут же явилось
новое предположение более утешительного свойства: она умрет через неделю,
она умрет завтра - и тогда я беспрепятственно ворвусь к ней и переворошу все
ее пожитки.
Меж тем она не шевелилась в своем кресле и не произносила ни слова.
Крошечная, вся словно ссохшаяся, она сидела, слегка пригнувшись вперед и
сложив руки на коленях. Платье на ней было черное, кусок старинного черного
кружева прикрывал голову так, что волос не было видно.
От волнения я не мог вымолвить ни слова, тогда она заговорила первая, и
я услышал фразу, которую меньше всего можно было ожидать.


III

- Мы живем очень далеко от центра, но этот маленький канал очень comme
il faut [*Приличен (франц.)].
- Очаровательнейший венецианский уголок, ничего прелестнее и вообразить
нельзя, - торопливо подхватил я. Старуха говорила тихим слабеньким голосом,
в котором была, однако, приятная, выработанная воспитанием мелодичность, и
странно было думать, что звукам этого самого голоса внимал когда-то Джеффри
Асперн.
- Садитесь вон там, пожалуйста. Слух у меня отличный, - спокойно
сказала она, словно подразумевая, что мне вовсе нет надобности кричать, как
я это, вероятно, сделал, хотя кресло, указанное ею, находилось на некотором
расстоянии. Я сел и пустился в объяснения: я, дескать, сам понимаю, сколь
неуместно было вторгнуться в дом без приглашения и даже не будучи
представленным должным образом хозяйке этого дома, и мне остается лишь
уповать на ее снисходительность. Но, может быть, другая дама, та, с которой
я имел удовольствие беседовать накануне, передала ей сказанное мною о саде?
Право же, только это побудило меня решиться на столь бесцеремонный поступок.
Я с первого взгляда влюбился в ее владения; сама она, верно, слишком
привыкла к тому, что ее здесь окружает, и не догадывается, сколь сильное
впечатление все это может произвести на человека со стороны, - а я вот даже
подумал, что ради подобного чуда стоит пойти на риск. Смею ли я усмотреть в
ее любезном согласии выслушать меня доказательство, что я не обманулся в
своих надеждах? Ничто не могло бы меня обрадовать больше. Честью заверяю, я