"Генри Джеймс. Связка писем" - читать интересную книгу автора

она только перед истинно усердным изыскателем. В этой жизни гостиниц и
железнодорожных поездов, которой довольствуются так многие из наших
соотечественников в этом странном Старом Свете, недостает содержания, и я
приходил в отчаяние, видя, как далеко я сам зашел по этой пыльной, торной
дороге. Я, однако, постоянно желал свернуть в сторону на какую-нибудь менее
избитую дорожку, нырнуть поглубже и посмотреть, что мне удастся открыть. Но
случая никогда не представлялось; почему-то мне никогда не встречается тех
случаев, о которых мы слышим и читаем, - тех казусов, которые случаются с
людьми в романах и биографиях. А между тем я постоянно настороже, чтобы
воспользоваться всяким просветом, какой может представиться, постоянно ищу
впечатлений, ощущений, даже приключений.
Главное - жить, чувствовать, сознавать свои способности, а не проходить
через жизнь механически и апатично, точно письмо через почтамт. Бывают
минуты, дорогой Гарвард, когда мне кажется, будто я действительно способен
на все - capable de tout[*способен на все (франц.)], как здесь говорят - на
величайшие излишества так же, как на величайшее геройство. О, иметь
возможность сказать, что жил - qu'on а vaси [*в полную меру (франц.)], как
говорят французы, - мысль эта имеет для меня неизъяснимое обаяние. Ты, может
быть, возразишь, что сказать это легко, но главная штука в том, чтобы
заставить людей поверить тебе! Кроме того, я не хочу ложных ощущений,
полученных из вторых рук, я хочу знания, оставляющего по себе следы - рубцы,
пятна, мечты! Боюсь, что я тебя скандализирую, может быть, даже пугаю. Если
ты поделишься моими замечаниями с кем-нибудь из членов клуба в West-Ceder
Street, пожалуйста, смягчи их, насколько велит твоя осторожность. Что до
тебя, ты знаешь, что я всегда имел сильное желание несколько ознакомиться с
действительной жизнью французов. Тебе известна моя сильная симпатия к
французам, моя природная склонность смотреть на жизнь с французской точки
зрения. Я сочувствую артистическому темпераменту; помню, как ты иногда
намекал мне, что находишь мой собственный темперамент слишком артистическим.
Не думаю, чтоб в Бостоне существовало истинное сочувствие артистическому
темпераменту; мы стремимся подвести все под мерку добра и зла. И в Бостоне
нельзя жить - on ne peut pas vivre[*нельзя жить (франц.)], как здесь
говорят. Я не хочу этим сказать, что там нельзя было обитать - множество
людей ухитряются это делать, - но нельзя жить эстетической жизнью, скажу
даже - чувственной. Вот почему меня всегда так сильно тянуло к французам,
которые так эстетичны, так чувственны. Как мне жаль, что Теофиля Готье более
нет; мне так приятно было бы посетить его, сказать ему, насколько я ему
обязан. Он был жив в последний мой приезд сюда; но, как ты знаешь, я тогда
путешествовал с Джонсонами, которые лишены всяких эстетических наклонностей
и которые заставляли меня стыдиться моего артистического темперамента. Если
б я вздумал навестить великого апостола красоты, мне пришлось бы
отправляться к нему потихоньку - en cachette[*тайком (франц.)], как говорят
здесь, а это не в моей натуре, я люблю все делать откровенно, на чистоту,
nanuement, au grand jour. В этом вся штука - быть свободным, откровенным,
наивным. Кажется, Мэтью Арнольд говорит это где-то - или Суинберн, или
Патер?
Когда я путешествовал с Джонсонами, все было поверхностно и, в
воззрениях на жизнь, все сводилось к вопросу о добре и зле. Они отличались
слишком дидактическим направлением; искусство никогда не должно быть
дидактическим, а что такое жизнь как не искусство? Патер где-то так