"Генри Джеймс. Связка писем" - читать интересную книгу автора

прекрасно это говорит. Боюсь, что в обществе Джонсонов я упустил много
благоприятных случаев, общий тон был серый, отдавал хлопчатой бумагой и
шерстью. Но теперь, говорю тебе, я решился действовать самостоятельно,
заглянуть в самое сердце европейской жизни и судить о ней без джонсоновских
предрассудков. Я поселился в одном французском семействе, в настоящем
парижском доме. Как видишь, я не отступаюсь от своих убеждений, не боюсь
осуществлять свою теорию, что главное дело - жить.
Ты знаешь, что меня всегда сильно интересовал Бальзак, которого
действительность никогда не пугала, и чьи почти мрачные жаргоны парижской
жизни часто преследовали меня во время моих странствований по старым,
неблагонравным с виду улицам по ту сторону реки. Об одном я сожалею, что мои
новые друзья - мое французское семейство - не живут в старом городе, аи
coeur du vieux Paris[*в сердце старого Парижа (франц.)], по местному
выражению. Они живут на бульваре Гаусмана, что менее картинно: но не смотря
на это, в них сильно сказывается бальзаковский тон. Madame de Maison-Rouge
принадлежит к одной из старейших и надменнейших фамилий Франции; но она
испытала превратности, которые заставили ее открыть заведение для
ограниченного числа путешественников, которым надоела избитая дорога,
которым дорог местный колорит, - она сама это объясняет, она так хорошо
умеет это выразить, - короче, открыто нечто вроде пансиона. Не вижу, почему
бы мне не употребить этого названия, так как оно вполне соответствует
выражению: pension bourgeoise[*мещанский пансион (франц.)], употребленному
Бальзаком в "Pure Goriot". Помнишь ли ты: pension bourgeoise de-madame
Vauquer nee de Complans? Но наше заведение совсем на него не похоже: в нем
нет ничего буржуазного, в нем сказывается какое-то изящество, нечто
аристократическое. Пансион Воки был мрачный, темный, грязный; наш -
совершенно в другом роде, с высокими, светлыми, изящно драпированными
окнами, нежными, почти бледными цветами драпировок и обивки, с мебелью,
отличающейся изяществом и причудливостью очертаний. Madame de Maison-Rouge
напоминает мне madame Hulot - помнишь ли ты la belle madame в "Les Parents
Pauvres"?. В ней много прелести; что-то искусственное, утомленное, слегка
намекающее на какие-то тайны в ее жизни; но я всегда живо чувствовал
прелесть утомления, двойственности.
Признаюсь, что общество, которое я здесь нашел, причинило мне некоторое
разочарование; оно не такое местное, не такое характерное, как я бы желал.
Говоря по правде, оно совершенно лишено местного характера; но, с другой
стороны, оно космополитично, и в этом заключается большое преимущество. У
нас здесь французы, англичане, американцы, немцы, и, кажется, ожидаются
несколько русских и венгров. Меня очень занимает изучение национальных
типов; мне весело сравнивать, сопоставлять, схватывать сильные, слабые
стороны, точку зрения каждого. Интересно видоизменять собственную точку
зрения усваивать себе странные, чужеземные взгляды на жизнь.
С сожалением должен сознаться, что здешние американские типы не так
интересны, как могли бы быть, и, если не считать меня, исключительно
женские. Мы вообще худы, дорогой Гарвард, мы бледны, угловаты. В нас есть
что-то жалкое, очертаниям нашего тела недостает округлости, нашему организму
цветущей внешности. У нас мало темперамента, мы не умеем жить: nous ne
savons pas vivre, как здесь говорят. Представителями американского
темперамента служат - не считая меня, а мне часто думается, что мой
темперамент совсем не американский, - молодая девушка и ее мать, да другая