"Генри Джеймс. Пресса" - читать интересную книгу автора

почувствовала, что совершенно убита, что поддалась своим изначальным
представлениям. Представления же ее сводились к тому, что если этот
злополучный Бидел, уже порядком взвинченный, каким она упорно его себе
рисовала, вынужден бyдет прибегнуть к трагической мере, Говард Байт не может
не быть скомпрометирован, не может не пахнуть кровью несчастной жертвы
пахнуть слишком сильно, чтобы она могла простить и забыть. Во всем этом
было, по правде говоря, и немало другого, о чем Байт мог бы сказать в те три
минуты передышки на набережной, но тогда речь пошла бы о его адском
искусстве, которому она менее всего, даже на время, хотела себя подвергать.
Оно принадлежало к вещам того порядка - теперь с безопасной вершины
Майда-Хилл она это разглядела, - которые оказались губительными для
заплутавшего ума франкфуртского беглеца, лишенного в обступившем его хаосе
иного, честного исхода. Байт, молодой человек редкостных качеств,
несомненно, не имел дурных намерений. Но это, пожалуй, было даже хуже и,
судя здраво, бесчеловечнее, чем исключительно ради упражнения врожденного
дара наблюдательности, критического суждения и ради, скажем прямо,
раздувания негасимой страсти к иронии стать орудием преступления, орудием
беды. Страсть к иронии в окружавшем их мире могла проявиться и как чувство
достоинства, приличия, самой жизни, однако в иных случаях оказывалась
роковой (и не для тех, кто ею пылал, - тут не о чем было сокрушаться, а для
других, пусть несуразных и ничтожных), и тогда голос разума предостерегал:
отойди на время и подумай.
Вот какие мысли, пока Пресса надрывалась и ревела, пережевывая
брошенный ей свежий кусок мяса, бродили в голове Мод Блэнди, пытавшейся
оценить свои поступки, и в результате занятая ею позиция накрепко приковала
ее к дому на первой стадии развития печального события. Событие это, как она
и предчувствовала, разрасталось с каждым новым фактом, полученным из
Франкфурта, с каждым следующим специальным выпуском, неизбежно набирало все
большую силу в свете комментариев и корреспонденций. И те, и другие, без
сомнения, несколько сникли до катастрофы, зато теперь, при столь ко времени
разразившемся потрясении, возродились с невероятным размахом, так что в
течение периода, о котором мы ведем речь, бедный джентльмен, по всей
видимости, не только не утратил, а, напротив, развил свой прежний дар
заполнять собою все ежедневные издания. Они, сиречь газеты, и раньше уделяли
ему достаточно внимания, в нынешний же критический момент, не будет
преувеличением сказать, сочли нестоящим писать о чем-либо другом; так что
нашей юной героине оставалось лишь вздыхать по поводу дурного примера,
кружившего головы жаждущим известности. Какое-то случайное мгновение она
уделила и Мортимеру Маршалу, который представился ей опьяненным, как она,
пожалуй, выразилась бы, от одного прикосновения к вину славы, и она
спрашивала себя, какие искусные маневры теперь понадобятся Байту, чтобы
обеспечить Маршалу обещанное продвижение. Тайна, окутывавшая ход событий в
деле Бидела, все разрасталась и усложнялась, а потому план касательно
Маршала требовалось довести до совершенства или же обрести доскональное
знание о нем, без единой прорехи или просчета, чтобы, смотря по
обстоятельствам, когда восславить, а когда затушевать явления сего героя на
публике. Тем не менее она, как ни странно, поймала себя на мысли, что ее
прыткий коллега весьма привержен - конечно, во благо своей новой жертве этой
идее; она пошла еще дальше, предположив, что его сейчас - пока иссякает
всеобщее любопытство - отчасти поддерживает перспектива позабавиться на