"Генри Джеймс. Пресса" - читать интересную книгу автора

Маршалов счет. А отсюда вытекало - в чем она вполне отдавала себе отчет,
какими дьявольскими были его, Байта, забавы, и он, несомненно, позабавился
бы в полное свое удовольствие, знай он, как она считала, всю подноготную
этого славолюбивого графомана. Байт не преминул бы накачать его ложными
понятиями и запустить, вызывая зевоту всего мира. Таким, в свою очередь,
рисовался ей тот, из кого Байт собирался извлечь помянутое удовольствие,
нелепый неудачник, заброшенный в поднебесье под вечным страхом, что малейшее
соприкосновение с землей, в должное время неизбежное, разрушит в прах его
летательный аппарат. Какая комическая карьера! Страшась упасть, но в то же
время страдая от холодного воздуха в верхних и все более пустынных слоях
атмосферы, он, уменьшаясь и уменьшаясь, постепенно превратится в крохотное,
хотя и различимое для человеческих вожделений, пятнышко, которое Байт, как
она заключила, держал на примете для будущих своих развлечений.
Однако не о будущем сейчас стоял для них вопрос, а о ближайшем,
сиюминутном настоящем, которое виделось ей в пугающем свете неизбежных и
нескончаемых расследований. Расследование, которое вели газеты, при всей его
обширности и изобретательности, обладало тем спасительным свойством, что не
воспринималось ею всерьез. Оно, скажем прямо, изобиловало гипотезами, по
большей части довольно зловещими, но не внушало ей опасений касательно того,
куда они могут завести, - преимущество, каковым она была обязана воздуху
Флит-стрит, которым постоянно дышала. И хотя она вряд ли могла бы определить
почему, но почему-то чувствовалось, что не газеты, двигавшиеся от звена к
звену, выйдут, злорадствуя, на связь Байта с его последним клиентом. На этот
след в итоге нападут в другом месте, и если Байт сейчас был сaм не свой,
каким, по ее понятиям, ему и надлежало быть, хотя, она надеялась, он таковым
не был, так оттого, что боялся оказаться объектом такого правосудия, которое
в его глазах было уделом только черни. Пресса вела расследование, но власти,
какими она их себе представляла, вели следствие, а это был процесс - даже в
делах международных, сложных и хлопотных, между Франкфуртом и Лондоном, где
применялась система, ей неизвестная, - куда более чреватый разоблачениями.
И, конечно, о чем вряд ли нужно упоминать, не от разоблачения Бидела она
старательно отводила взор, а от разоблачения того лица, которое извлекало
как, возможно, подтвердило бы случившееся во Франкфурте - пользу из риска,
на который Бидел шел, из страхов, которыми Бидел себя терзал, что бы за всем
этим ни стояло. И она полностью сознавала, что, если соображения Байта на
этот счет совпадают с ее, он в худшем случае - вернее, в лучшем - будет рад
с нею встретиться. Она не сомневалась, что это так; тем не менее затаилась,
хотя сама же аттестовала свое поведение как трусость; ею руководил инстинкт,
повелевавший наблюдать и выжидать, пока не станет ясно, насколько опасность
велика. К тому же у нее была еще одна причина, о которой речь впереди. В
последнее время все специальные и экстренные выпуски поступали в Килбурнию
не позже, чем на Стрэнд; повозки, крашенные во все цвета радуги и
запряженные маленькими лошадками, тащившими их вверх с таким креном, что
едва не рассыпали груз, никогда еще, по ее наблюдениям, не грохотали по
Эджер-Род на столь бешеной скорости. Правда, каждый вечер, когда пламя,
исходившее с Флит-стрит, начинало по-настоящему дымить, Мод, в противовес
прежнему обыкновению, приходилось себя удерживать; но прошло три дня, и она
преодолела этот кризис. На четвертый день вечером она вдруг приняла решение,
определилась в ту, а не в другую сторону - частично под воздействием
плаката, развевавшегося на дверях лавки, которая помещалась на углу той