"Элоиза Джеймс. Пленительные наслаждения " - читать интересную книгу автора

горле. Никогда еще она не была так растерянна. Квил хотел отложить брачную
ночь до возвращения в Лондон после похорон. Что же тут непонятного! Ее
отец, слава Богу, жив, но если б он умер, хотелось бы ей в канун похорон
заниматься... тем, о чем сейчас шел разговор? Вряд ли.
Она понурилась.
- Квил, мне очень стыдно. С моей стороны это было неуважением к
виконту и к твоим чувствам. Я не хотела их оскорбить. - Подступающие слезы
мешали ей подбирать нужные слова. - Прости меня, Квил. Ты не думай, что я
не сопереживаю тебе и твоим родным. Просто у нас с отцом никогда не было...
слишком теплых отношений. Тебе, должно быть, сейчас очень сильно недостает
отца. Мне следовало помнить об этом. Собственно, я и не забывала о твоем
горе, я только... - Ее шепот был едва слышен.
Горе? Квил задумался. Он смотрел на бледную кожу ее запястья, не
рискуя поднять глаза на лицо и винно-красные губы. То, что он испытывает
сейчас, - вот это, вероятно, горе.
Как жестоко устроен мир! Квил редко ощущал это так остро, как в эти
минуты. Он, Эрскин Дьюленд, нет - теперь виконт Дьюленд, не может делить
ложе со своей новобрачной, когда и где ему нравится! Разве это справедливо?
Непривычная боль обволакивала сердце. Только Габби от этого ничуть не
легче, думал он. Это не избавит ее от недоумения и разочарования. А она,
конечно, разочарована. И трех часов не прошло после венчания, а он успел ее
разочаровать.
Он попытался отогнать неприятные воспоминания. За последние пять лет
он тысячу раз разочаровывал отца, начиная с первых минут того несчастья.
"Дьюленды никогда не прикидывались немощными, - звучал в ушах гневный голос
виконта. - Где твоя сила воли, мужчина? Встань!" А он не мог. Память до сих
пор хранила паническое ощущение катастрофы. Он хотел подняться, но его
ждала новая неудача. Попробовал еще - и снова крах. И все же он не сдавался
даже после ухода отца. Но ничего не добился, кроме еще большего унижения,
когда под конец упал с постели. Проползав несколько часов на полу, он
обмочился, так как не смог дотянуться до горшка. А шнур был высоко. Так и
лежал он несколько часов в луже, как беспомощный новорожденный, пока
камердинер не заглянул в его комнату.
С воспоминаниями в душу хлынул бесполезный гнев - поздно, отец уже
мертв.
Квилу стало совсем худо. Он не попадет ни на какие похороны, если
сейчас сделает то, к чему призывает ее взгляд и растерянная дрожь губ.
Подумав об этом, он сделался тверд как камень. Наслаждение никуда не
уйдет - теперь Габби его жена. Зато мать, если он сотворит себе мигрень и
не придет на похороны, никогда его не простит.
- Возможно, это и к лучшему, - пожал он плечами. - В конце концов, мы
еще толком не узнали друг друга. К тому же в первый раз для девушек это
довольно болезненная процедура. Надеюсь, ты знаешь об этом, Габби?
Она судорожно сглотнула и прошептала:
- Нет, я не знала. - Румянец на ее лице, еще не успев поблекнуть,
вспыхнул снова.
Горечь воспоминаний сменилась раздражением. Если она его жена, так он
должен ублажать ее по первому зову? "Черт подери, кто я - человек или
жеребец?" - с досадой подумал Квил. Она вполне может подождать до
возвращения в Лондон. И пусть привыкает к тому, что этого не будет по