"Вадим Ярмолинец. Сон в зимнюю ночь [H]" - читать интересную книгу автора

надо было, как говорится, учиться, учиться и еще раз учиться.
Поразительно, но первая женщина, которую я встретил в Нью-Йорке, была
тоже из породы жен падишахов и моряков. Ее звали Олей. Это имя и сейчас
воскрешает у меня в памяти ее по-детски пухлые губки и чудесные карие глаза,
глядящие на меня из-под косой соломенной челки. Оленька. Она жила в
Парк-Слоупе. В огромном трехэтажном браунстоуне, из высоких окон которого
был виден Проспект-парк. Ее муж почти все время проводил в России, куда
переправлял из Америки то видеомагнитофоны, то компьютеры, то замороженные
куриные ноги.
Мы познакомились в начале зимы перед самым Рождеством, когда весь город
был расцвечен светящимися гирляндами. В тот вечер диспетчер отправил меня в
Вильямсбург, взять клиентов у "Питера Люгера". Они стояли у кромки тротуара.
Крупный мужчина в шикарной лисьей шубе был так пьян, что его подруге
приходилось предпринимать изрядные усилия, чтобы он не упал. Лица ее я сразу
не разглядел - она тоже была в шубе и в меховой шапке. По ее наполненным
настоящим отчаянием репликам, он только мычал в ответ, я понял, что они
вынуждены были оставить свою машину возле ресторана и теперь она очень
переживала за ее сохранность. У дома она обнаружила, что ее спутник спит
мертвым сном. Чуть не плача от бессилия и обиды, она попросила меня помочь
ей. Вдвоем мы втащили его по широкой каменной лестнице к двери с двумя
бронзовыми львами. В прихожей с цветами в огромных вазах, бюстами и боем
парусников в золоченой раме, он повалился на пол и захрапел.
- Свинья! - голос ее сорвался от обиды. - Только приехать домой и так
нажраться!
Она ушла в комнату и по ее слегка заплетающейся походке, я понял, что
трезвой она могла казаться только на фоне своего в дым пьяного кавалера.
Вернулась она уже без шубы. Я увидел миниатюрную блондинку лет 35 в
черном платье и черных замшевых сапогах на тонких каблуках.
- Слушай, - обратилась она ко мне. - Ты можешь сделать мне еще одно
одолжение? Я тебе заплачу.
Она посмотрела на меня так, словно взвешивала, можно ли мне доверить
что-то важное, потом решилась. Просьба ее сводилась к тому, чтобы я снова
съездил в Вильямсбург и пригнал их машину. Мне были вручены документы и
ключи.
- Я бы поехала с тобой, но боюсь оставить его одного, - она кивнула в
сторону прихожей. - Еще вырвет и захлебнется.
Я кивнул.
- Ты меня не подведешь? Я же совершенно не знаю тебя.
Я протянул ей ключи обратно, но она махнула рукой, мол, будь что будет.
Подойдя к храпящему на полу мужу, она опустилась перед ним на колени и
похлопала по щекам. Это не произвело на того ровным счетом никакого
впечатления.
Когда я вернулся в их новеньком благоухающем кожей "Ягуаре", в прихожей
стоял богатырский храп. Хозяйка сидела на кухне за бутылкой вина, подперев
голову рукой и поливая стол слезами. Лицо ее было полосатым от потекшей
туши.
Я положил ключи и документы на стол, а она, закрыв кулачками лицо,
затряслась от рыданий.
Что вам сказать, дорогие товарищи телезрители. Эту кинокартину я видел
ровно тысячу и один раз. И я знал, чем она могла кончиться, но в ту ночь, я