"Вадим Ярмолинец. Диспетчеру не говорят "нет"" - читать интересную книгу автора

- Сколько я должен? - спросил я.
- А там спросишь! - кривовато ухмыляясь сказал механик и кивнул на
приоткрытую дверь подсобки.
- У кого именно?
- Все там, - повторил он и, выйдя на улицу, стал опускать на окна
грохочущие металлические шторы.
В подсобке курили марихуану. Из клубов дыма временами выплывали рожи
курильщиков. Ребят этих впору было выставлять в одной компании с теми
уродами, которых я только что видел в музее. У одного зубы торчали наружу,
как у вурдалака. У другого лысый череп был разделен надвое таким рубцом,
словно его ударили велосипедной цепью, да так и оставили ее в ране. Рубец
делал его похожим на доисторического ящера. У третьего на месте уха был
микрофон из телефонной трубки. Когда переходивший из рук в руки джойнт
добрался до меня, я обнаружил, что толщиной он был с хорошую сигару. Беря
его, я прикинул, что если мне предстоит принять от этих упырей медленную
смерть, то марихуана - как раз то, что облегчит мои мучения.
Я еще не закончил затягиваться, когда обнаружил, как физиономии моих
новых товарищей отправились в неторопливый хоровод. Чтобы эта тошнотная
круговерть не затягивала меня в свой омут, я закинул голову. На месте лампы
висел все тот же цветок из музейных головок! Но здесь они не притворялись
пластмассовыми изделиями. Они скалили зубы и дико таращили глаза. Только
одна головка, вы уже, наверное, поняли какая, просто впилась в меня взглядом
и с таким аппетитом облизывала мокрые губки, словно я был не я, а горячий
кусок пиццы с пепперони.
Опустив взгляд, я снова обнаружил у себя в руках джойнт. После второй
затяжки я ощутил необыкновенный прилив сил. Как я расплатился, убей, не
помню. Память возвращает момент, когда я выкатил свой "Линкольн" на улицу и
в свете фар увидел у размалеванной кирпичной стены на другой стороне улицы
мою панночку. Развратно улыбаясь, она завихляла ко мне. Я придавил педаль
газа, но эта бестия с совершенно нечеловеческой скоростью шарахнулась в
сторону. Личико ее при этом исказила гримаса такой бешеной злобы, что в
другое время я бы, кажется, обмочил штаны. Но тогда я чувствовал себя, как
скаковая лошадь перед стартовым выстрелом.
За две секунды я домчал до Эмпайр-бульвара. На светофорах на много
кварталов вперед застыл красный свет. Но плевать мне было на красный свет! Я
вдавил педаль газа в пол до упора и, выравнивая занесенную юзом машину,
мельком увидел в зеркальце заднего обзора, как моя панночка черной птицей
несется следом за мной, вытягивая ко мне свои темные крылья.
В ту ночь я впервые побывал в Ист Нью-Йорке и Бедфорд-Стайвесанте, о
которых до тех пор только слышал. Чистая правда, что эти районы напоминают
Дрезден после бомбардировки союзников, но рассматривать эту картину в
подробностях мне не довелось. Мы носились по жутким, выгоревшим кварталами,
как тропический ураган. Вой мотора и визг тормозов мешался с воем и визгом
моей преследовательницы. Время от времени эта какофония прерывалась хлопками
разбитых уличных фонарей. Иногда преследовательница почти догоняла меня, и я
видел ее пухлую белую ручку с черными ноготками, которыми она пыталась
ухватиться за ручку двери. За моим резким поворотом следовал звон очередной
высаженной ею витрины или окна, и снова я видел в зеркальце ее
сосредоточенное от злобного усердия лицо. Иногда мне казалось, что я
оторвался от нее, но тут же замечал ее силуэт на фоне полной луны. Вычислив,