"Р.Яров. Пусть они скажут" - читать интересную книгу автора

- По личным воспоминаниям, - ответил Кузнецов. - Я там присутствовал.
Режиссер сделал шаг назад и поглядел на своего гостя внимательней.
Разговор, утомительный и никчемный, становился к тому же опасным.
Улицкий считал, что работает для народа; этим определялось его
творчество. Он думал об этом, не только создавая свои фильмы, но и отвечая
на письма, которых приходило множество. Попадались изредка среди них и
написанные рукой душевнобольного. Один такой пришел теперь сам. Ну что ж,
слава имеет свою оборотную сторону.
- Вы приходите завтра на съемки, - сказал он как можно мягче. - Мы
постараемся выполнить ваш совет.
Он был один в этой просторной прихожей, слева висело зеркало, справа -
вешалка и ничего не попадалось под руку. А перед ним, возможно, стоял
маньяк, одержимый навязчивой идеей.
- Вы не верите мне? - Кузнецов взялся за верхнюю пуговицу пальто, как
бы собираясь остаться и доказывать. - Я сам себе не верил. Но ведь это
возможно - такое состояние памяти, когда человек вспоминает события,
случившиеся с его далекими предками. Я расскажу вам, откуда у меня
взялось...
- Приходите завтра на съемку, - повторил Улицкий.
- Как же так, - пуговица скользила в руке Кузнецова, - вы режиссер, вы
создаете в своем воображении миры - и не хотите меня выслушать. Хотя бы из
профессионального любопытства.
Они молча глядели друг на друга, потом Кузнецов дернул за спущенные
уши шапку, повернулся и вышел. Дверь захлопнулась.
Кузнецов шел домой не спеша. Народу мало, улица темна, и окна темны.
Только в розовых и лиловых магазинных витринах отдыхают от дневной суматохи
манекены. Прохожие попадались ему все реже и реже. Он спорил беззвучно с
оставленным режиссером- тот все никак не мог поверить ему и требовал
доказательств.
- Да, - повторял Кузнецов, -- я был там и могу это доказать всякому...
В последнее время Кузнецов чувствовал себя плохо. Часто болела голова;
что-то сдавливало затылок; ощущение опрокидывающегося мира надвигалось на
него иной раз среди уличного шума и грома. Он прислонялся к стенке или
садился на скамью, ждал, пока все встанет на свое место.
"Стар", - говорил он себе, вслушиваясь в биение собственного сердца,
глядя, как кристаллизуются детали расплывшейся было, как бы задернутой
серой пеленой улицы. Симптомы боли тревожны, но удивляться не приходилось:
возраст, возраст. Смущало другое. В сознании его как раз после сильных
болей стали возникать образы, никакого отношения к его биографии не
имеющие.

Стены старинной крепости. Холодное осеннее утро; встает негреющее
солнце; от реки идет пар.
По крепостным валам ходят люди; стиснув зубы, вглядываются налряженно
в тот берег реки. А там черным-черно or вражеских воинов. Пешие, на
лошадях, а в лицах--ни жалости, ни ненависти, только холодное, жестокое
равнодушие. Что это - воображение, память? Если воображение - откуда такие
подробности? Откуда эти краски - багровое солнце, туман над стальной рекой,
белые стены, рыжие лисьи волооки на шапках вражеских воинов, их глаза и
многое такое, чего никак ни вообразить себе, ни представить нельзя, а надо