"Лев Иванович Яшин. Записки вратаря " - читать интересную книгу автора

Как и условлено было заранее, после первого тайма я уступил пост в
воротах моему сменщику и соседу по номеру в отеле югославу Шошкичу. Честно
признаться, уступил не без огорчения: очень уж хотелось поиграть еще.
Кажется, только вошел во вкус - и, пожалуйста, снимай перчатки. Но, ничего
не попишешь, пришлось снимать: другому тоже ведь хочется.
В перерыве я наскоро переоделся и досматривал игру уже со скамейки
запасных. А она до самого последнего момента была такой же красивой,
элегантной, умной.
Забив во втором тайме два мяча, англичане победили - 2:1. И это тоже
было хорошо. Они обыграли составленную из лучших игроков мира команду в день
своего национального праздника, на глазах ста с лишним тысяч верных
болельщиков, и оттого считали праздник удавшимся на все сто процентов.
Англичане изобрели эту прекрасную игру, и они заслужили, чтобы торжество по
случаю юбилея их любимого детища не было омрачено ничем.
Когда я, переодевшись, выходил из раздевалки, несколько английских
репортеров уже поджидали меня у двери,
- Что вы испытывали в те два мгновения, когда вам удалось спасти ворота
от верных голов?
- Ничего особенного. Я и поставлен был в ворота для этого. Если бы
пропустил, вот тогда бы наверняка чувствовал себя плохо.
Приехав в гостиницу после игры, я увидел в нашем номере вконец
расстроенного Шошкича. Он мучился воспоминаниями о пропущенных мячах.
- Вот ты - "сухой", а я... Из-за меня проиграли!..
- Напрасно ты терзаешься, - пытался я успокоить своего напарника. -
Во-первых, мячи были трудные, их любой бы пропустил. А, главное, праздник у
англичан, и пусть они сегодня радуются...
Сам утешал, а сам думал: молодец Шошкич! Какой же это вратарь, если не
терзает себя за пропущенный гол? Обязан терзать. Если спокоен - значит,
конец: какое бы ни было у него прошлое, будущего у него нет. Уверен, что и
нападающий, не забивший гол, тоже должен судить себя строго. Только, к
сожалению, нападающие обычно куда снисходительней к себе, чем мы, вратари.
Еще в раздевалке нас опять взяли в оборот журналисты, создавшие
невообразимую тесноту и суету в просторном зале, облепившие со всех сторон и
засыпавшие градом вопросов каждого из игроков.
Спасаясь от репортеров, футболисты быстро раздевались и убегали в
душевую, а там их ждал вместительный бассейн, и скоро его голубая вода
запенилась от груды белых, черных, коричневых тел.
Опять заставил всех хохотать неугомонный Шнеллингер. Белотелый
настолько, насколько могут быть лишь рыжие, веснушчатые люди, он проводил
своей большой пятерней по черному телу Джалмы Сантоса, а затем пристально, с
деланным изумлением разглядывал руку: не почернела ли? А в душевой схватил
мочалку, намылил ее и стал растирать стонущего от смеха Сантоса: может,
побелеет?
Опять было все как всегда и всюду в футбольных раздевалках. Намыленные
кидались на только что вышедших из душа и заключали их в свои пенные
объятия. Растеревшись досуха полотенцем и сев в кресло, ты вдруг ощущал над
собой холодную мокрую губку, чей-то галстук висел под потолком, и никто не
понимал, как мог он туда попасть и как его оттуда достать. И все мы
чувствовали себя так, словно знакомы тыщу лет и играем вместе давным-давно.
В отеле нас ждал торжественный банкет, быть приглашенным на который