"Зое Дженни. Комната из цветочной пыльцы " - читать интересную книгу автора

дверь в ее комнату всегда запиралась.
Когда отец в конце концов на ней женился, ее посиделки на кухне
участились. Я видела, как она чистила апельсины, курила, поедала горы
орехов. На столе возвышались холмики ореховой скорлупы, между ними стояли
стаканы и набитые до краев огромные пепельницы. Случалось, эти пепельницы
перелетали в комнату отца. Тогда Элиан, мотая своей рыжей головой,
остервенело носилась по квартире. После одного из таких "приступов", как
тактично именовал эти припадки бешенства отец, он подарил ей карманную
компьютерную игру: пожарник, вооружившись шлангом с водой, должен был войти
в горящий дом и продержаться в нем, ловкими прыжками увертываясь от падающих
сверху балок. За этой игрой Элиан могла сутками безмятежно сидеть на кухне.
Я забывала о ней, и в какой-то момент она исчезла. От нее остались трусики в
голубой цветочек и высохший дезодорант, который я обнаружила под
холодильником, когда делала уборку. Через год пришла открытка - белый
песчаный пляж и склонившиеся пальмы: "Привет из солнечной Испании. Элиан".
Мне представилось, как она, скрестив ноги, сидит под одной из этих пальм и
воображает, что ее там нет.

Воскресенья я проводила у мамы. По вечерам, подобрав волосы, она стояла
перед большим зеркалом и, орудуя карандашами и губками, колдовала над своим
лицом. Я подавала ей баночки и бутылочки, стоявшие на подоконнике,
откручивала у флаконов с духами крышечки в форме редчайших цветов и
застывших капель. Когда приходила няня, мама распускала волосы, которые
падали ей на спину темным ароматным веером, и исчезала в ночь. Глубокой
ночью я просыпалась от жалобных стонов и в темноте на ощупь пробиралась к ее
кровати. Она лежала под ярким цветастым одеялом, сотрясаемая загадочными,
непостижимыми для меня муками.
Вместо лица был виден лишь треугольник из кончика носа и рта, все
остальное было погребено под белыми руками. Через какое-то время она
откидывала одеяло, и я забиралась к ней в теплую, солоноватую постель.

Раз в неделю она встречала меня после школы. Издали завидев ее у
железных ворот, я со всех ног неслась к ней по школьному двору. Она брала
меня за руку, и мы вместе отправлялись в город. В примерочных, пахнувших
потом и пластмассой, некоторые вещи она запихивала в большую сумку, другие
возвращала на полку. Заплатив в кассе за пару носков или за одну футболку,
она принималась гладить меня по голове, как гладят новорожденных котят, и
продавщицы, провожавшие нас взглядами, в умилении хлопали в ладоши. В такие
дни всегда были горы шоколадных пирожных, а мамино лицо казалось довольным и
мягким. В ресторане я потягивала через соломинку фруктовый сироп, а мама
снова и снова опускала руку в карман, за дозой; ее рот был слегка приоткрыт,
в расширившихся зрачках застыла невыносимая мука, и я знала - она была
счастлива. Дома она срезала с одежды ценники, бережно развешивала ее на
роликовой вешалке и медленно катила ее в комнату, гордо подняв голову, с
видом королевы, шествующей перед своими подданными.
После уроков я часами ждала ее у железных ворот школы. Но она больше не
приходила. Я спросила папу, не случилось ли с ней что-нибудь, но он только
молча покачал головой.
Спустя пару недель она пришла снова, поцеловала меня в голову и
посадила в машину. На сей раз мы не поехали в город, и я была рада. Она