"Зое Дженни. Комната из цветочной пыльцы " - читать интересную книгу автора

поставила машину у лесной дороги. Я принялась перепрыгивать через
углубления, оставленные гусеницами трактора в потрескавшейся от жары земле.
Мамино светлое платье облаком охватывало ее, и мне казалось, что сейчас она
скажет что-то очень важное. Но она молчала, все время молчала. Следы от
трактора уже почти исчезли, и мы подошли к лугу. Мама легла, я опустилась
возле нее на высохшую землю, чувствуя рядом с собой ее гладкую шею с
пульсирующей жилкой. Она сказала, что встретила мужчину, Алоиса, что она его
любит, как раньше любила моего отца, что она уезжает с ним, навсегда. Везде,
куда ни кинь взгляд, были эти желтые и красные цветы, источавшие запах,
который усыплял и дурманил. Я повернулась на бок; прижав ухо к земле, я
услышала гудение и шебуршание, будто там, глубоко под землей, кто-то
шевелился, пока я рассматривала ее далекие, что-то произносившие губы и
глаза, смотревшие в синее небо, которое проплывало над нами, такое близкое,
что до него можно было дотянуться рукой.

II

В полуденное время на чисто вылизанных жарой улочках изредка
встречаются только изможденные кошки, с шипением дерущиеся за брошенные
отходы. Между домов ветер разносит запах подогретой солнцем мочи, смешанный
с запахами дезинфекции и томатного соуса, которыми тянет из открытых
кухонных окон. На столы с дребезгом швыряют тарелки, из парадной слышится
детский голос.
За зданием банка есть парк. Там на скамейках сидят мамаши с термосами и
бутербродами и присматривают за играющими в песочнице детьми. Сегодня парк
пуст, и я, как всегда, иду к музыкальному павильону, в котором, наверное,
никогда не звучит музыка, даже по воскресеньям, - ведь окна павильона
наглухо заколочены досками. Я присаживаюсь на скамейку и жду, когда придет
время встречать Люси.
Каждое утро мы ездим на автобусе в город, я провожаю ее к доктору
Альберти, потом прихожу сюда и жду, когда истекут эти пятьдесят минут.
Столько времени длится прием у терапевта; "Маловато", - пожаловалась однажды
Люси, ведь она "расходится только под конец". Я все время пыталась
представить себе, о чем же она говорит, когда разойдется, но мысленно вижу
только, как она сидит в кресле, руки свисают с подлокотников, глаза смотрят
в стену, губы сжаты. Не с вызовом или неприятием, а вполне естественно
закрыты, как створки морской раковины. Губы немой. Или она ему все
рассказывает, а мне ничего? Все рассказывает этому доктору Альберти, такому,
должно быть, маленькому, толстому человеку с порослью темных волос на руках,
выгравировавшему имя и титул на медной дощечке и называющему себя "целителем
душ". Я рассмеялась, когда Люси в первый раз произнесла эти два слова, и
спросила у нее, можно ли вообще исцелить душу, как, например, сломанную
ногу.

По площади проносится стайка скейтбордистов, их футболки полощутся
вокруг ног, когда они резко сворачивают за угол павильона; две девочки со
школьными ранцами из желтого нейлона садятся рядом со мной на скамейку,
вытаскивают компьютерную игру и начинают играть на спор. Из коробочки
слышится треск и шипение, и та девочка, что держит в руках коробочку,
покусывает нижнюю губу, другая в это время смотрит на маленький