"Джером К.Джером. Человек, который разуверился в счастье" - читать интересную книгу автора

было отвратительное, и мне хотелось немножко развеселиться. Тут мне,
кажется, подали джин, а я его терпеть не могу.
Два раза я обошел вокруг Оклей-сквера в надежде забросить гуся через
решетку, но за мной неотступно следовал полисмен, и ничего из этого не
вышло. Отделаться от него на Голдинг-род мне помешал другой полисмен.
Казалось, в эту ночь вся ночная полиция Лондона задалась одной целью: не
допустить, чтобы я избавился от гуся.
Блюстители порядка, видимо, очень тревожились о его судьбе, и я
подумал, что, может быть, им самим хочется заполучить его. Я подошел к
одному из них на Кемден-стрит, запросто назвал его "Бобби" и спросил, не
хочет ли он гуся?
- Сейчас вы узнаете, чего я хочу, - ответил он резко. - Прекратите свою
пьяную болтовню!
Он оскорбил меня, и я, конечно, в долгу не остался. Всего, что потом
произошло, я не помню, но под конец он объявил, что намерен арестовать
меня.
Я выскользнул из его рук и помчался по Кинг-стрит. Он засвистел и
погнался за мной. Из какого-то подъезда выскочил человек, пытаясь
преградить мне дорогу. Я разделался с ним ударом в солнечное сплетение,
ринулся через Крессент и, сделав круг по Батт-стрит, повернул на
Кемден-род.
У моста через канал я оглянулся. Позади не было ни души. Я швырнул гуся
через перила, и он с плеском упал в воду.
Вздохнув с облегчением, я повернул по Рендолф-стрит, где они меня
сцапали. Пока я объяснялся с констеблем, прибежал запыхавшийся первый
дурак - тот самый, которому я хотел подарить гуся. Они заявили, что мне
придется объясняться с инспектором, и сам я подумал, что так будет лучше.
Инспектор спросил, почему я бросился бежать, когда первый констебль
хотел отвести меня в полицию. Я ответил, что не имел желания проводить
рождественские праздники под замком, но этот довод показался ему
удивительно нелепым. Он спросил меня, что я бросил в канал. Я сказал, что
это был гусь. Почему я бросил гуся в воду? Я объяснил, что до смерти устал
его таскать.
В этот момент вошел сержант и доложил, что полиции удалось выловить мой
сверток. Они развернули его тут же, на письменном столе инспектора. Там
лежал труп новорожденного ребенка.
Я объяснил, что это не мой сверток и не мой ребенок, но они даже не
попытались скрыть свое недоверие.
Инспектор сказал, что дело слишком серьезное, чтобы он мог отпустить
меня на поруки (впрочем, для меня это было несущественно, поскольку в
Лондоне я не знал близко ни одной живой души). Мне удалось упросить его
послать моей невесте телеграмму о том, что я, помимо своей воли, задержан
в городе. Рождественские праздники я провел так трезво и мирно, как можно
только мечтать.
Следствие показало, что улики против меня недостаточны, и я отделался
менее тяжким обвинением в пьянстве и нарушении общественного порядка. Но я
потерял службу, потерял невесту и навеки возненавидел гусей...
Мы подъезжали к Ливерпуль-стрит. Он собрал свой багаж и попытался
надеть шляпу. Но из-за опухоли от удара подковой она не налезала ему на
голову, и он грустно положил ее рядом с собой.