"Борис Степанович Житков. Дяденька (детск.)" - читать интересную книгу автора

люк, во вторую палубу, руку впереди держу и иду. Нащупал рейку... и ничего,
как будто и не думаю. Взял ее рукой и держу. Вдруг я ее - раз! - и готово.
Ей-богу, она еле держалась. Оторвал рейку я, одним словом, и в сторону ее,
прочь со стоек. Пусть теперь он пойдет, не найдет рейки - раз! - и готово.
Да я так-то и не думал, а злился только. Стал в темноте, в сторонке, и жду.
Вот уж гудок, пошла работа, все судно загудело.
Вижу, дяденька в просвете люка, что вверху, показался. Потом полез по
лесенке, и больше не видно. Темно там, и не слышно ничего - так грохочет
кругом. А я стою и жду, дух зашибло во мне. Сейчас... сейчас... И вдруг
захотел крикнуть со всей силы: "Дяденька, дяденька, стой!" Да ведь не
слышно, а подскочить не успею все равно, и ноги как примерзли. Я к лесенке
наверх и побежал вон с судна. А потом думаю: а вдруг он и прошел, как-нибудь
да и прошел? И побежал опять туда, где мы работали. Иду и говорю: "Дай бог,
чтобы был, ну, дай, дай бог, чтоб был!" И боюсь идти, а ноги сами так и
тащат.
Наши там, а дяденьки нет. И вот клепальщик показывает рукой: борода -
значит, дяденька-то - где? Идет, что ли? Я головой помотал и прочь, и
бежать, бежать! Думаю, лежит он теперь там, в трюме, разбитый, - не может
быть, чтобы живой. А сам думаю: "Ведь могла же рейка сама упасть, еле ведь
держалась. И без меня могла упасть". Бегу, а сам вою. И бегу, где б народу
меньше. И кому сказать? Полдвора перебежал и вижу - по рельсам кран ползет и
листы несет, а на кране машинист. Я кричу ему. Не помню уж, что кричал. А он
не слушает, смотрит, куда листы положить и чтоб не переехать кого. А я рядом
бегу, падаю, и опять бегу, и кричу, и вою.
Он остановился, опустил листы и потом ко мне: "Чего там?" - говорит. Я
вою - он ничего понять не может. Слез с крана. Я кричу: "Упал дяденька, -
говорю, - с палубы в трюм, там лежит!"
Тогда он в машине что-то сделал. "Сейчас", - говорит. Тут уж я заревел
и хотел бежать. А он кричит: "Стой! Как же найдем без тебя?" Побежал я за
ним. Он там к мастеру; все смотрят. Мастер кого-то позвал, чтобы воздух
застопорить.
Сразу все остановилось - тихо. Вот страшно стало! "Коли стонет или
кричит, услышим". Свечку принесли. Я смотрю: как я рейку оторвал, так она
там и лежит. "Тут", - говорю.
Все собрались кругом. Меня спрашивают: "Ты видел?"
А я весь трясусь, и зубы трясутся.
Тут веревку принесли и говорят: "Спуститься надо, сначала посмотреть,
есть ли там он".
А я кричу, как лаю точно: "Я, я, меня спустите!"
Привязали меня, дали свечку. Я в этот пролет - как в гроб спускаюсь.
Думаю: если он живой, буду его целовать, дяденьку милого моего, лишь бы хоть
чуточку живой только. И смотрю все вниз, а что на веревке я, это я и забыл,
и что высоко. Свечка мало светит. Я до самого дна дошел, и нет его, нет там
дяденьки. Я стал кричать: "Дяденька, а дяденька!" Гудит в железе мой голос.
Я на веревке походил туда-сюда - нет, и не видно, чтоб был.
Глянул вверх - чуть светлый круг видно, люк это проклятый. Стали меня
подымать. А там уж свет электрический протянули, и полна палуба народу, и
все на меня смотрят, а я ничего сказать не могу, как закаменел.
И вдруг смотрю: стоит среди людей мой дяденька, живой, совсем живой, и
все на меня смотрят. Я как брошусь к нему и тут заорал со всего голоса;