"Борис Степанович Житков. "С Новым годом!" (детск.)" - читать интересную книгу автора

с салфеткой и так усердно стал вытирать, что граф нахмурился на адъютанта и
сказал сердито: "Довольно бы, пожалуй!"
Голова думал, что это ему, и на всем ходу прикусил язык. А граф кивнул
голове: "Я вас слушаю!" Тут кто-то догадался махнуть музыкантам, те ударили
туш, все господа встали, у всех бокалы с вином играют в руках. "Ура! Ура!"
Зазвякали, зачокались.

А мы еще накануне знали, как это там соберутся, как там бутылки
раскупоривать начнут и как начнут всей рабочей революции отходную петь. Да и
верно, прижали - не повернись. По всем городам усиленная охрана, шпиков, что
воробьев. "Союз русского народа" резинами машет, хлещет этим резиновым
дубьем всех, чья личность им не по нраву. Что ж, выходит: в щель забейся. Но
мы сидели втроем на квартире, и всем тошно, а Сережка все бубнил:
- Теперь им лафа - во какими павлинами ходят: "Что? Кого? Царя?" Сейчас
свисток из кармана, тебя за шиворот, и такое тебе "боже царя" начнут в
участке всаживать, что аккурат на три месяца больницы. Сиди, брат, и не
пикни. А они там, в городской думе, завтра - ого! Три фургона одних бутылок,
говорят, туда пригнали.
Гришка говорит:
- А я пикну. Ой, пикну! Они только за рюмки, а я...
- А ты залазь под койку и оттуда пикни! - И Сережка ткнул ногой под
кровать. - Залазь хоть сейчас и пищи. Только малым ходом, а то сам
испугаешься.
Гришка вскочил:
- Ой, охота пикнуть! Охота, товарищи, пришла, тьфу! Чтоб я пропал
совсем.
Мы на него глядим: что он, сдурел? А его всего так и ломает, так и
крутит винтом.
- Вот надумал, побей меня господь! - И сел на корточки, потом опять
вскочил и к двери: засматривает, не слушает ли кто. Обезьяна! В нем, в
идоле, сажень без вершка, и тощий, как веревка. Мы с Сережкой засмеяться не
успели, а он присел на пол между нами, за шеи сгреб, и ну шептать. Такого
нашептал, что мы с Сережкой по карманам всю мелочь вывернули: гони, ребята,
пока лавки не закрыли! Через час чтоб здесь быть. За шапки - и в двери.
Через час мы опять вместе. Мы с Сережкой принесли по три фунта
охотничьего пороху, марки "царский", Гриша - клею столярного, веревки сажен
десять и шнурок. Вот где он этот шнурок достал? Говорит, у сапера. Это
замечательный шнурок: если его подпалить с одного конца хотя бы цигаркой, то
он неугасимо горит на какой ни есть погоде, и горит с полным ручательством:
ровно аршин в минуту - как часы. Мы с Сережкой не поверили. Отмерили на
пробу четверть аршина точнехонько, подпалили с конца и по часам, по
маленькой стрелке, глядели. Секунда в секунду! Что ты скажешь!
И вот мы бросили курить, ссыпали все шесть фунтов этого пороху в газету
длинной колбасой, обложили картонками, обвязали всю эту змею бечевками. И
весело нам стало, "царский" - приговариваем. Гришка для смеха "боже, царя
храни" затянул. Мы подтягиваем. Разварили клею столярного у хозяйки на
керосинке - говорим, койку будем чинить. Она рада: "Вот дельные хлопцы", -
говорит. А тут Гришка проткнул дырку в колбасе, потом обернул карандашик в
бумажку и всадил в эту дырку карандаш до самого пороха. Кто его выучил,
долговязого? И теперь ну мазать веревку в клею и эту колбасину укручивать