"Мор Йокаи. Венгерский набоб [H]" - читать интересную книгу автора

плечах - волчьи шкуры мехом наружу для защиты от ливня; под ними - алые
полукафтанья в желтых шнурах. К седельной луке приторочены у каждого фокош
[топорик наподобие бердыша] и пара пистолетов. Выше пояса - наряд важный;
зато пониже - самые простецкие, обтрепанные холщовые штаны, которые уж
никак не вяжутся со скарлатовыми суконными доломанами.
Взглянем теперь на телегу. Запряжена она четверкой крепких коренастых
лошаденок, чья длинная шерсть мокрым-мокра от дождя. Поводья держит
пожилой кучер с физиономией бетяра [разбойника]. Клюет себе носом
старикан: лошади сами дорогу знают. Лишь когда дернут посильнее, очнется
да подхлестнет сердито бичом.
В телеге сидят как-то странно: на переднем сиденье, спиной к кучеру,
жмутся двое неопределенной наружности, хотя заднее вроде бы свободно. Кто
они, что за люди? Сразу и не скажешь: каждый завернулся по самые брови в
свою доху и башлык натянул, так что нос один только и видать. К тому же
оба сладко спят; свешенные на грудь головы так и мотаются из стороны в
сторону, разве что изредка вскинутся вдруг один или оба вместе, ткнувшись
в боковину или столкнувшись лбами, и выпрямятся с самым решительным видом,
будто и не спят вовсе, но тотчас опять задремлют.
Кузов устлан попонами; по выпуклостям нетрудно догадаться, что под ними
много всякого добра. Попона же, прикрывающая заднее сиденье, нет-нет да и
шевельнется: не иначе, как там живое существо, из почтения к коему два
господского вида седока и заняли места похуже. И правда, в конце концов
после долгих усилий неизвестный этот выбирается наружу: из-под попоны
выпрастывает голову... великолепной стати борзая! Вот, значит, у кого
здесь барская привилегия. И, судя по всему, пес отлично это понимал. Сел,
зевнул с достоинством, почесал задними лапами за благородными своими
ушами, отряхнулся, забренчав стальной цепкой ошейника, и так как незваный
наглец-слепень попытался с ним во что бы то ни стало поближе
познакомиться, принялся отваживать его, вскидывая мордой и щелкая зубами.
Когда и это развлеченье ему надоело, перевел он взгляд на дремлющих своих
спутников и, будучи в настроении благосклонном, поднял переднюю лапу и
шутя тронул ею за щеку одного, как раз особенно низко клюнувшего носом, на
что последний пробормотал укоризненно: "Ну, ну, будет вам, ваше
благородие!"
Рассмотрим поближе и коляску.
Пятерик чистокровных коней тащит ее: пара дышловых, тройка на выносе;
головы в пестрой сбруе так и ходят вверх-вниз, вверх-вниз. Передние - с
бубенцами на шее, чтобы издали заслышал встречный и загодя посторонился.
На козлах - старик возница в подбитой мехом бекеше, которому раз и
навсегда дана единственная инструкция: куда бы ни ехал, не сметь
оборачиваться и глазеть в коляску, иначе - пуля в лоб.
Но нам-то с вами нечего бояться, поэтому заглянем, кто ж там есть.
Под ее поднятым верхом сидит мужчина преклонных лет в запахнутой до
ушей волчьей дохе и надвинутой на самые глаза каракулевой шапке.
Одежда тоже совершенно скрывает его, одно только лицо выглядывает. Но
черты его и взор так необычны, так поражают наблюдателя! Сбившаяся с пути,
не нашедшая себя душа видится в этих глазах, рожденная, быть может, для
великих дел, но волей рока, обстоятельств или в силу одиночества
обращенная на всякий вздор. И сейчас глядит он так тупо-неподвижно, точно
занят одним лишь собой. Щеки одутловатые, глаза мутные; черты словно бы