"Мор Йокаи. Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта " - читать интересную книгу автора

Во время осады я познакомился с дочерью одного польского дворянина, и
она в меня влюбилась. Был я тогда парень видный и недурен собой.
Девице той едва сравнялось шестнадцать, была она писаная красавица,
пылкая, черноокая. Если верно помню, звали ее Маринка. От нее научился я
польскому и еще кой-чему, роковому на всю мою жизнь. Страсти к женщинам.
Во время осады посылал меня генерал на разведку венгерских позиций. Я
единственный дерзал добираться по ночам до предместий Кракова и делал это
вполне охотно: ведь меня ждала там возлюбленная. И не ради золотых монет
генерала ночь за ночью рисковал я своей головой - мне светили глаза
прекрасной Маринки, она босая подкрадывалась к воротам замка, чтобы никого
не разбудить.
Однако экономка, старая ведьма, пронюхала о наших тайных свиданиях и
намекнула, надо полагать, своему хозяину.
Однажды ночью, когда Маринка в комнатке, озаренной луной, учила меня
фразе "kocham pana z calego serza" (люблю тебя всем сердцем), услышали мы,
как заскрипела лестница, ведущая в первый этаж: с грозным ворчанием
поднимался по ступеням старый пан.
Я перепугался не на жизнь, а на смерть.
- Не бойся, - шепнула мне девушка. - Иди спокойно старику навстречу и
на все его слова отвечай: "Един господь и другого нет!"
Она вытолкнула меня за дверь, закрылась у себя в комнате, а я остался в
коридоре.
Старый пан с трудом тащился по лестнице, на мое счастье, ступая лишь
одной ногой и приволакивая другую - та не сгибалась по причине
простреленного колена. Мне хорошо была видна его суровая квадратная красная
физиономия, потому что одной рукой он сжимал большое ружье с дулом наподобие
фанфары, а в другой держал горящий фитиль, который все время раздувал, чтобы
тот не погас. Свет фитиля, должно быть, его слепил - он заметил меня, лишь
когда ружье ткнулось мне в грудь. Тут заорал он хрипло и гневно:
- Кто там? Стой!
Я отвечал, как научила меня девушка:
- Един господь и другого нет!
А что было делать?
Старик неожиданно заулыбался, притопнул фитиль сапогом, повесил ружье
на руку, хлопнул меня по плечу, схватил за руку и, называя братцем, повел по
трескучей лестнице вниз, к себе в комнату, где в камине горел яркий огонь,
усадил на покрытую медвежьей шкурой скамью и протянул узкогорлую флягу с
вишневой настойкой. Сам же он вытащил небольшую книгу, которую при желании
можно было сунуть за голенище сапога, и начал из нее почитывать. Все в том
смысле, что святая троица-де абсолютно бесполезна, ибо для немногих событий,
свершающихся в сегодняшнем мире по божьей воле, достаточно и
одного-единственного господа.
От этаких кощунств волосы у меня на голове встали лыбом. Лишь теперь я
понял, в какую сеть угодил. Отец моей Маринки был еретик-социнианец, более
того, учитель секты, и он явно вознамерился сделать меня прозелитом. В
Польше религия Бландраты[3] широко распространилась и, поскольку еретики
жестоко преследовались, учение вели тайно. Дом старого поляка был одним из
пунктов, где набирали прозелитов. Когда старик решил, что я достаточно
просвещен, достал он толстенную книгу, велел положить на нее руку и дать
клятву. Ну и сел я в лужу! Отказаться - значит признать, что я здесь ради