"Мор Йокаи. Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта " - читать интересную книгу автора

его дочери; внушительное ружье стояло у него за спиной, и старик моментально
мог командировать меня на небеса.
Поклясться - ада не миновать. Как быть?
Сей момент прямиком на небеса, либо в преисподнюю обходными маневрами,
без спешки-горячки?
Молодость взяла свое. Жаль стало красивой кудрявой головы - я выбрал
последнее. И зачастил в дом старого поляка, где еженощно собирались
социниане.
В качестве неофита я имел право находиться в собрании только на
псалмопении. Пока шла проповедь, меня посылали часовым - своевременно
сигнализировать в случае опасности. Это меня очень устраивало: во время
проповеди я отнюдь не торчал у ворот, а взбирался по ореховому дереву,
росшему под окном моей возлюбленной, и проникал к ней в комнатку, дабы
получить osculum cahritatis.[4] На ночь старик запирал дверь Маринкиной
спальни, полагая эту меру достаточной для спокойствия семьи. И пока мудрецы
обсуждали догму о единственном боге, мы, скудоумные, совершенствовались в
догме страстного единения двух сердец, пребывая в уверенности, что до конца
contio[5] старик не пожалует.
Однажды наше собрание пополнилось новыми участниками. Группой венгров
из Кракова - ярых социниан. Старик принял их с радостью, особенно когда
узнал, что у них в Трансильвании религия социниан очень распространена и
даже сам князь ее исповедует. Если он станет польским королем, еретиков не
будут преследовать, и церковь отойдет к социнианам. Генерал, услышав
новости, от злобы подпрыгнул чуть не до крыши палатки: "Отлично эти чертовы
мадьяры набирают сторонников. Если они договорятся с польскими еретиками, их
из страны никакой силой не выпрешь!"
По счастью, в схизме венгерских и польских социниан существовали важные
разногласия.
Здесь я должен заметить, что с некоторых пор у старого поляка словно бы
возникли на мой счет кое-какие подозрения; он перестал на время проповеди
отсылать меня сторожить дом, а счел за благо предоставить и мне участвовать
в диспутах, благодаря чему я и приобрел сведения, коими собираюсь поделиться
с вами.
Различие мнений между венграми и поляками касалось божественной натуры
нашего господа и спасителя.
Мадьяры утверждали: если Христос и не является богом, ибо господь един
в сути своей, то как сын божий он пролил кровь за нас, грешных. Помнить об
этом - наш долг, и при каждой встрече благость искупительной жертвы надлежит
почтить глотком вина.
Почитание мадьярских господ было столь велико, что когда старый пан
доставал из подвала кувшин вина и пускал по кругу, кувшин возвращался к нему
долу склоненный.
Я замечал: всякий раз, когда он потряхивал пустой кувшин и ничего там
не булькало, сомнения яростно кусали его.
Вначале он только спорил, что излишне, мол, постоянно взывать к
пролитой христовой крови. Понятное дело - в воскресенье или лучше по великим
праздникам... но тут мадьяры совали ему под нос цитату из Библии: "Осужден
будет, кто меж днями различие творит". Тогда старик нападал на догму в
целом. В суровой проповеди он утверждал: Христос отнюдь не сын божий, он сын
человеческий и потому человек и только человек.