"Джеймс Джонс. Отныне и вовек (об американской армии) [H]" - читать интересную книгу автора

4

Милт Тербер из канцелярии услышал, как Пруит вошел на галерею первого
этажа. Разговор с недовольным поваром начался поздно и был еще в самом
разгаре, но Тербер сквозь голоса все равно расслышал шаги новенького по
бетонному полу - радар, постоянно включенный в мозгу Тербера и работавший
независимо от него, тотчас запеленговал шаги и определил, кому они
принадлежат. А что, если один-единственный раз сосредоточиться на чем-то
одном? - мысленно спросил себя Тербер, прислушиваясь к голосу Хомса.
Настроиться только на одну волну и не пытаться на всякий случай ловить
другие сигналы - как бы это было? Глупый вопрос. Было бы здорово.
Разговор, начавшийся с жалоб повара, перешел теперь во вторую стадию -
сейчас встречные претензии предъявлял капитан Хомс. Все это закончится
привычной бодрой демагогией, но говорить они будут еще долго. Завзятый
жалобщик Уиллард выворачивался наизнанку, чтобы оттяпать у Прима
сержантскую ставку и должность начальника столовой. Мастерски обвинив
Прима в пьянстве и безалаберности, он взывал к справедливости: ведь это же
он, Уиллард, делает за Прима всю сержантскую работу, а получает лишь как
первый повар. Уиллард жаловался блистательно и своей сегодняшней жалобой
затмил все предыдущие, но Хомс, памятуя, что Прим служил под его началом
еще в Блиссе, тоже превзошел самого себя: стойко выдержав натиск повара,
он перешел в наступление и выставил Уилларду собственные претензии - по
мнению Хомса, Уиллард настолько плохо выполнял за Прима его обязанности,
что не заслуживал даже своей ставки первого повара. Терберу было на все
это наплевать, но он несколько раз влезал в разговор и успел нажаловаться
как на Прима, которого мечтал выгнать, так и на Уилларда, которого не
хотел сажать на место сержанта, и поэтому сейчас внимательно слушал
препирательства повара с капитаном, выжидая возможности вмешаться - он
заставит их закруглиться, быстро оформит новенького и вернется на оклад
помогать Ливе, пожалуй единственному здесь стоящему работнику: переведись
он - и ротное начальство никогда не оправится от такой потери.
Пруит услышал на галерее монотонное жужжание голосов, сел на табуретку,
прислонился спиной к стене и, понимая, что придется ждать, сунул руку в
карман и нащупал мундштук от горна. Мундштук был не казенный, а его
собственный, и он носил его с собой всегда. Он купил его еще в Майере,
когда однажды повезло в карты, и именно в этот мундштук он дул, играя
"зорю" в Арлингтоне. Вынув его из кармана, он вгляделся в маленькую
рубиново-красную воронку и, как сквозь магический кристалл, снова увидел
тот день. Приехал даже сам президент - окруженный многочисленными
адъютантами и телохранителями, он стоял, опираясь на чье-то плечо. Горну
Пруита эхом вторил с холма горн трубача-негра. Вообще-то негр играл лучше,
но на трибуну надо было непременно поставить белого горниста, и негра
отправили на холм. А если честно, то играть "эхо" должен был бы не негр, а
Пруит. Вспоминая все это, он положил свое сокровище обратно в карман,
скрестил руки на груди и снова замер в ожидании.
На окладе седьмой роты, заикаясь, стучала пишущая машинка, а перед
дверью кухни сидел на солнце солдат и чистил картошку, то и дело